Михаил Пашкевич - Афганистан: война глазами комбата

Виктор успокоился, рассказывает не торопясь. Вспоминает различные подробности, имена товарищей. Иногда замолкает, отворачивается в сторону и как бы смотрит в тот далекий 1985 год. Отвлекшись от своих тяжелых дум, он продолжает:

— В батальон меня привезли ночью. Офицеры, узнав, на чье место я приехал, сочувствуя и как бы извиняясь, стали рассказывать мне про Саяд и Панджшер, про заставу, на которой мне предстоит служить. И чем мрачней был их рассказ о том, что там я буду абсолютно один по 4–6 месяцев в году, что письма буду получать раз в два месяца, что продукты будут забрасывать вертолетами, что обстрелы случаются там каждый день и не по одному разу, тем больше я хотел туда попасть. Радуясь в душе и благодаря судьбу за то, что она дает мне именно тот шанс, о котором я мечтал. Трудности были не в счет. Главным было то, что представлялась реальная возможность работать самому, без опеки сверху.

Помню, как впервые оказался на вверенной мне заставе. Построил личный состав: одни в кроссовках, другие в тапочках, бритые и обросшие, с опущенными ремнями и вовсе без них. Все это разношерстное «воинство» с вызовом смотрело на меня, как бы спрашивая: а кто ты, собственно говоря, такой?

Не успел произнести несколько слов, как из строя полетели реплики:

— Да что вы тут нам говорите?! Вы кто?! Вы училище когда закончили?! Что вы понимаете в войне?! Мы тут уже по полтора года! И будет так, как мы хотим, а не как вы!

Но я твердо решил: добьюсь перелома. Подолгу беседовал с замкомвзвода, командирами отделений, солдатами. Понемножку стал разбираться, кто есть кто. Решил: нужно брать личным примером. Бриться в любых условиях, мыться, подшивать свежий подворотничок, чистить обувь стало неукоснительным правилом. Ввел в систему занятия по боевой подготовке, всех научил пользоваться радиостанциями, работать по карте, определять координаты, корректировать огонь артиллерии. Занялись тщательным обслуживанием техники и оружия. Добился, чтобы каждый солдат умел использовать любой вид оружия, имеющегося на заставе. Ежедневно проводил после ночной смены физзарядку, утренний осмотр. Бегали кроссы по внутреннему периметру заставы по 7–8 кругов. Но, вероятно, главным было то, что в течение двух месяцев я вместе с ночной сменой нес дежурство. Ходил от поста к посту. Сам изучал обстановку. Привлекал к этой работе сержантов, советовался с ними. Отдыхал только строго по распорядку, в то время, которое отводилось для отдыха ночной смены караула. Распорядок дня старался выполнять по минутам. Очень сильно помогал мне замкомвзвода Алексей Русков. Он первым понял меня и поддержал. А в длительных ночных и дневных беседах незаметно и учил меня. Через полтора-два месяца на заставе уже командовали сержанты. А после увольнения старослужащих, честное слово, на заставе все стало как положено. Каждый делал свое дело, жили дружно и даже интересно.

Так прослужил я почти девять месяцев на этой первой своей заставе. Потом приехали вы. И дальше про Афганистан и мою службу знаете все сами.

Да, на должность командира роты представлял его я. Тогда, в октябре 1986 года, сомнений в выборе у меня не было. И к награждению орденом Красной Звезды представлял его тоже я. И на самые опасные участки при сопровождении колонн с грузами на заставы ставил его я. И когда при очередном сопровождении колонны осенью 1986 года БТР Полякова вышел из «зеленки» с двумя проломами в левом борту от снарядов безоткатных орудий, на одном работающем правом двигателе, который через несколько минут заклинило, но со всеми живыми и невредимыми — я воспринял это как должное, иначе у Полякова и не могло быть!

Виктор вернулся в комнату, разлил чай, закурил.

— Вообще-то, я давно не курю, но сейчас выкурю сигарету. После замены все было просто. Попросился на Дальний Восток. Просьбу мою удовлетворили. Получил назначение в один из гарнизонов ДВО. Однако к моему приезду в Хабаровск обещанной должности в данном гарнизоне для меня почему-то не оказалось. Здесь уже предложили другое место с перспективой через годик-другой перейти на вышестоящую должность. Я отказался. Долго меня «футболили» по разным инстанциям, пока не оказался я вот здесь — в Благовещенске. Принял пулеметную роту. Не рота, а одно горе горькое. Значилось 40 человек, да и тех в наличии никогда не было. С комбатом В.А. Банниковым у меня сразу же стали возникать трения. Я начал «гонять» солдат: заниматься физической, боевой и строевой подготовкой. А от меня требовали подметать территорию, красить бордюры, выполнять различные хозяйственные работы. И так каждый день. Но вместе с тем конспекты и отчеты требовали строго. Распределением и расстановкой солдат на работы комбат занимался сам, так что я порой не знал, где мои солдаты и чем они занимаются. Постепенно меня стали превращать в старшину: портянки, белье, прием пищи — вот та область деятельности, которую отвел мне Банников. Командиров взводов я не видел. Нет, они были, вернее, числились. но в роте их не было. Ежемесячно один взвод должен нести боевое дежурство. Из всей роты не представлялось возможным собрать даже двух взводов. Все были на хозработах.

Но мне-то хотелось заняться своим настоящим, профессиональным делом. Конфликт с комбатом назревал. Когда он строил батальон на развод и приказывал увести всех солдат в сопки, чтобы их не увидела очередная ожидаемая комиссия, у меня руки тряслись от бешенства и бессилия. И я начал возмущаться. Обращался несколько раз к Банникову и вышестоящему начальнику Данько, ответ был один: «Не ваше дело. Что вы жалуетесь на свою судьбу?!» А после очередного обращения Банников мне «дружески» посоветовал: «Знаешь, был тут у нас один комбат из Афганистана. Так вот он опять ротным стал. Понял?»

Конечно, я все понял, что же тут не понять. В октябре у меня заболела старая рана. Положили в госпиталь, пролежал я там почти месяц. Перед тем как лечь в госпиталь, еще раз подошел к Данько с просьбой выделить хотя бы комнату в общежитии для семьи. Тот твердо пообещал, что, как только выйду из госпиталя, жильем обеспечит.

Накануне Ноябрьских праздников, выйдя из госпиталя. вновь подошел к Данько с просьбой решить жилищный вопрос. И имел неосторожность напомнить, что имею право на льготы, в ответ получил: «Кто тебя туда отправлял, тот пусть и дает квартиру!» Это было последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. В этот же день освобождалась квартира старшего лейтенанта Игоря Таравкова, уезжающего по замене. И я самовольно ее занял. Наутро был вызван к начальнику политического отдела. На вопрос, почему самовольно занял квартиру, я ответил вопросом: «А почему вы, приехавший всего лишь два месяца назад, уже живете в квартире?»