Андрей Ковтун-Станкевич - Севастопольские записки

Все отделы штаба армии сидят, пишут. И пишут много. А нам, оперативникам, помимо своего материала, надо все обобщать. Только политотдел посылает донесения самостоятельно, минуя нас.

Начальник штаба береговой обороны полковник И. Ф. Кабалюк сообщил, что на днях подойдет флот и будет вести огонь главным калибром по врагу. Он просил уточнить цели.

— Корабли будут вести огонь на «параллельном курсе», — сказал Кабалюк.

Что это значит, мы, армейцы, как и многое другое в морской терминологии, не совсем понимали. Когда было что нужно, мы спрашивали, нам разъясняли. А вообще в документах, разговорах всегда пользовались армейской терминологией, называя снаряд — снарядом, а не «выстрелом», компас — компасом, а не компасом. Понемногу и среди моряков армейская терминология стала приобретать права гражданства.

Долго не хотели моряки, влившиеся в сухопутные части, «признать» серую шинель, шапку, но нужда, как говорится, заставила. На суше черное морское обмундирование, особенно зимой, — прекрасная цель, значит лишние, бессмысленные потери. Поражала любовь матросов к своей форме. За пазухой у многих были бескозырки. Идя в атаку, они бросали шапки, надевали бескозырки, расстегивали гимнастерки, чтобы видны были полосатые тельняшки. Надо признать, что это имело огромное влияние на психику фашистов, боявшихся моряков, как огня. Не случайно их называли «черная смерть», и почти всегда атака матросов достигала цели.

Разведка в тылу врага и партизаны донесли, что противник снял часть сил из-под Севастополя и перебрасывает их к Керчи. И мы, по сути, существенно не помогаем фронту и не можем помочь. Намечавшееся наступление прекращено до особого распоряжения. Наши позиции значительно улучшились на левом фланге 3-го сектора и на 4-м секторе, но оборона немцев так и не была сломлена.

С Евпаторийским десантом дело не вышло. Второй эшелон в составе батальона под командованием подполковника Н. Н. Тарана так и не был высажен из-за разыгравшегося шторма. Наши радисты принимали донесения командира первого эшелона капитана 2 ранга Р. В. Буслаева и военкома, полкового комиссара А. С. Бойко. Они просили помощи, но оказать ее мы были не в состоянии. А немцы успели подтянуть силы и уничтожили десант. Только единицам из его состава удалось спастись.

Утром 8 января Николай Иванович Крылов выехал на Мекензиевы Горы, предупредив, что, в случае необходимости его можно разыскать в штабе 3-го сектора или в штабе 79-й бригады. Кто мог знать, что эта поездка будет для него так трагична!

Командарм вернулся из войск в штаб, когда день уже клонился к вечеру, приказал немедленно найти Крылова и связать его с ним. Обзвонили штабы, где бы тот мог быть. Последние сведения: был в 79-й бригаде и уехал. А Иван Ефимович все спрашивает, скоро ли мы разыщем Крылова.

И вот телефонный звонок. Николай Иванович звонит из комнаты, где иногда отдыхает, — в доме, что стоит метрах в ста от нашего командного пункта. Голос спокойный. Требует, чтобы я немедленно зашел к нему, но никому об этом вызове не говорил.

Вхожу в комнату. Он сидит в бекеше на диване, облокотившись на валик. Увидев меня, просто сказал:

— Я ранен.

Вызываю начальника медико-санитарного отделения армии военного врача 2 ранга Соколовского, а пока вместе с шофером осторожно снимаем с Крылова бекешу. Спина под бекешей в крови. Бледность разливается по лицу Николая Ивановича. Дыхание становится чаще и прерывистее.

Мы помогли прибывшему Соколовскому раздеть Крылова и положить на стол. Осмотрев рану, он сказал:

— Счастлив ваш бог. Рана серьезная, но могло быть хуже. Надо сейчас же в госпиталь.

— А может, ограничимся перевязкой? — спросил Крылов.

— Нет. Надо обязательно в госпиталь и там тщательно осмотреть. Боюсь, как бы не была внесена инфекция: в рану попал мех от бекеши.

Кое-как одели уже теряющего силы Николая Ивановича и повели к машине.

В это время за мной прибежал посыльный. Вызывает командарм.

Иван Ефимович стоит у входа в каземат.

— Где вы пропадаете? Ни вас, ни Крылова. Выяснили, где Николай Иванович?

Я замялся.

Он увидел на моей гимнастерке кровь и, почувствовав что-то неладное, разнервничался, срывающимся голосом закричал:

— Что вы от меня скрываете? Где Крылов? Убит? Ранен?

Как можно спокойнее отвечаю:

— Николай Иванович ранен. Соколовский осмотрел его и сказал, что рана несерьезная. Они сейчас уезжают из домика Крылова в госпиталь.

Петров ушел к домику и долго не возвращался.

Командиры, бывшие на командном пункте, окружили меня, расспрашивая, что случилось. Но я сам точно ничего не знал. Только из отрывочных фраз Николая Ивановича понял, что он, решив понаблюдать за противником, попал под минометный обстрел и был ранен, но, чтобы никого не беспокоить, сам выбрался из кустарника, дошел до машины, приехал в штаб и вызвал меня. Вот и все.

Командарм вернулся расстроенным и молча прошел в свой каземат. Зайти к нему и спросить, что с Крыловым, никто не решался. Ждали, что он сам выйдет и расскажет.

Действительно, через некоторое время Иван Ефимович зашел к нам в комнату, сел на стул и сказал, что Николай Иванович ранен очень тяжело. Пришлось делать операцию, чтобы извлечь осколок мины. Операцию делал армейский хирург профессор Кофман. Осколок мины величиной с половину спичечной коробки пробил левую лопатку, вошел вглубь и около сантиметра не дошел до сердца.

Потом он спросил, в каком состоянии я застал Крылова, когда пришел к нему. Выслушав меня, сказал:

— Ну и сила же у человека. С таким ранением самому добраться до машины, приехать и ничего никому не сказать!

Я был потрясен случившимся. Ведь для меня Николай Иванович был больше, чем начальником, он был другом, лучшим другом и учителем. Редко можно встретить человека, к которому так тянешься всей душой, которому хочешь подражать.

Уходя к себе, командарм как бы между прочим бросил:

— Крылова нет. Теперь основная тяжесть по штабу ложится на вас. Надеюсь, что справитесь. А как дальше быть — подумаем…

Так закончился для нас этот печальный день.

Петров тяжело переживал ранение Крылова. Медики хотели было эвакуировать начштаба, но встречали жесткий отпор со стороны командарма. Он был против, и это объяснимо: стоит Крылова вывезти на Большую землю, он после выздоровления больше не вернется в армию. Врачей, желавших эвакуировать Николая Ивановича в тыл, он подозревал в том, что они хотят избавиться от ответственности за его жизнь, от трудного больного. В приказах мы по-прежнему писали: начальник штаба армии Н. И. Крылов.

После ранения Крылова командарм стал чаще заходить к нам в отдел. Вот и сегодня перед сном зашел. Разговор начался об истории войн. Он спросил, кто такой Эпаминонд. Офицеры молчали.