Андрей Ковтун-Станкевич - Севастопольские записки

31-й и 54-й полки Чапаевской дивизии первыми тогда вступили в бой и отбросили румын за реку, захватив порядочное число пленных солдат и офицеров. Дивизия удерживала рубежи на Пруте и Дунае от Кагула до Черною моря. И только когда врагу удалось форсировать у Фельчиула Прут и продвинуться к Кишиневу, мы по приказу 18 июля начали отходить к Одессе, а в августе стали на оборону города.

Почти половину своих армий положил Антонеску под Одессой, но так и не смог сломить упорного сопротивления Приморской армии…

Одесса, Перекоп, Севастополь… Да, теперь надо думать о том, чтобы в боях приблизить день, когда мы вновь вступим в Одессу.

В связи с ранением Крылова у нас в штабе произошли некоторые изменения. На должность начальника штаба временно назначен генерал-майор Воробьев.

Знакомясь с оперативным отделом, Воробьев как бы между прочим сказал:

— И командарм и начальник штаба все время теребят войска, сами выезжают на позиции и принимают сводки.

Он говорил правду. Такой стиль руководства войсками сложился в обороне. Никто у нас не сторонился черновой работы, в том числе ни Петров, ни Крылов. Воробьев решил, что все сведения, все сводки до деталей должен представлять оперативный отдел. Нелегкая это работа. А тут еще кое у кого из сотрудников отдела не совсем ладно складывалась личная жизнь. У майора Харлашкина — семейная драма. Мы привыкли к тому, что этот молодой, красивый, голубоглазый блондин всегда был веселым, жизнерадостным. И вдруг он резко переменился. Стал задумчив, иногда отвечал невпопад. Исчезла его веселость. Из штабов частей, куда он выезжал, с тревогой передавали, что Харлашкин бравирует своей храбростью, без надобности ходит открыто по переднему краю, вызывая на себя огонь вражеских солдат.

Мы посоветовались с комиссаром отдела Костенко и решили откровенно поговорить с Харлашкиным. Как оказалось, его семья — жена и дети, — выехавшая в начале войны из Одессы к родным в Калинин, оттуда, когда немцы первый раз захватили его, не успела эвакуироваться. Потом, при нашем декабрьском наступлении, семье удалось вырваться и выехать в Казахстан. Там что-то произошло, а что именно — Харлашкин не говорил. Перед этим Костя получил письмо от жены. О содержании его не хотел рассказывать, но, видимо, неприятное. А он очень любил жену и детей. Мы успокаивали его, как могли. И внешне он как будто поддался нашим уговорам, стал спокойнее. Но это был уже не прежний Костя.

Утром 2 февраля командарм приказал мне выехать на запасной командный пункт, расположенный в Сухарной балке, где я уже бывал, и организовать наблюдательный пункт.

— Намечаем 8 февраля провести операцию в направлении на Заланкой. Сделать все как надо. Учтите, что туда выедет адмирал Октябрьский. Он хочет лично присутствовать при наступлении, — сказал Иван Ефимович на прощанье.

3 и 4 февраля прошли в напряженной организационной работе. Наблюдательный пункт был подготовлен. Командарм после посещения 3-го и 4-го секторов осмотрел его и остался доволен. В этот же день прибыли офицеры отделов штаба, а главное — штаба артиллерии. Им ведь предстояло начинать операцию.

На фронте по-прежнему «без перемен», тихо. Машинистка отдела Люба Горбач с капитаном Безгиновым оформляют сводки. Какие интересные рефлекторные явления бывают у человека! Чтобы разбудить Любу, надо было ее трясти — так крепко она всегда спала. Но стоило Безгинову крикнуть: «Люба, сводка!» — как она моментально вскакивала и бежала к машинке.

Подписывая сводку «На фронте без перемен», я всегда думал о том, что формулировка «без перемен» не всегда точна. Ведь фронт живет напряженно. Ежедневно обстрелы, бомбардировки, поиски разведчиков, снайперские дуэли, во время которых гибнут сотни людей.

8 февраля на рассвете началась артподготовка. Давно, если не считать ночной стрельбы кораблей флота, не было такой канонады с нашей стороны.

В наступление в 3-м секторе пошли 31-й и 54-й полки Чапаевской дивизии и 3-й полк морской пехоты. Кое-где они вклинились в оборону противника, но развить успех у них не хватило сил. К вечеру бой затих. Мы вправе считать его удачным: прорыв хотя и не удался, но силы немцев были прикованы. Враг не мог теперь безнаказанно снимать войска и переправлять их на Керченский полуостров. По достоверным сведениям, полученным нами, дивизия, двигавшаяся к Феодосии, была остановлена в районе Карасубазара (Белогорск) и возвращена назад, к Севастополю. Это, собственно, была одна из основных наших целей.

На следующий день мы не возобновляли атаки.

Войска Крымского фронта перешли к обороне на Акмонайских позициях — на 18-километровом перешейке между Азовским и Черным морями. По нашим сведениям, фронт накапливает силы, подтягивает тылы и готовится к наступлению. Что произошло в Феодосии, неизвестно. Удерживают ли ее наши войска или немцы вновь захватили? Фронт сводками не балует: радиосвязь перегружена, шифровальщики тоже, а иной связи нет.

После наступления мне возвратиться в штаб не удалось. Командарм приказал оставаться на запасном командном пункте и следить за действиями противника в полосе 3-го и 4-го секторов, «держать его под наблюдением», как он выразился, и лично побывать в штабах дивизий и полков.

Сам Петров уехал в 79-ю бригаду к полковнику Потапову. К этому времени личный состав ее почти весь переменился. Все пополнение из пехоты; среди командиров тоже немало общевойсковиков. Только штаб остался из командиров береговой обороны. Замечательные работники во главе с майором Морозовым, под стать своему храброму и умному командиру. В конце февраля Морозов, к несчастью, был смертельно ранен. Заменил его В. П. Сахаров.

В эти дни авиация противника не проявляла активности. Самолеты ушли на Керчь, а отвлечь их нам нечем.

В море слышны взрывы — это катера-охотники бомбят глубинными бомбами фарватер: очищают его от донных мин и предупреждают возможное проникновение подводных лодок противника. Очевидно, ожидается приход судов, а значит, будет и почта. Письма идут к нам долго. А письма бойцам — это огромная бодрящая сила, только, конечно, не такие, как получил майор Харлашкин.

В штабе Чапаевской дивизии мне сообщили, что ранен начальник особого отдела майор Н. В. Жеглов, которого очень ценил и уважал Иван Ефимович за прямоту, честность и храбрость. С Жегловым были дружны многие офицеры дивизии. Его хорошо знали и в полках. Сейчас он в медсанбате. Надо заехать проведать.

Немцы разбомбили домик, где иногда отдыхал командарм. Его, к счастью, там не было. Бомба, вероятно, была весом до полутонны, так как на месте, где стоял домик, — солидная воронка. После этого Иван Ефимович совсем перебрался в свой каземат.

План инженерных сооружений обороны, утвержденный Октябрьским и Петровым, продолжает энергично осуществляться. Создаются противопехотные и противотанковые минные поля, строятся проволочные заграждения, устанавливаются железобетонные огневые точки. Вся тяжесть организации работ ложится на нашего армейского инженера полковника Кедринского, высокообразованного, в высшей степени культурного человека. Саперы работают хорошо, но доставленные инженерной группой Генерального штаба средства заграждения уже на исходе. Городской комитет партии и городской комитет обороны активно помогают им, мобилизуя все местные ресурсы. Ежевечерне начальник штаба инженерной группы полковник Е. В. Леошеня и полковник Г. П. Кедринский докладывают Петрову о выполненных работах, многие из которых, в частности перед передним краем, можно было вести только ночью. Наша отчетная карта все более и более заполнялась условными знаками оборонительных сооружений.