Иван Новиков - Вера Хоружая

А она, словно птица в стремительном полете, слегка наклонилась вперед и, задыхаясь от счастья, говорила:

— Милая, родная моя комсомолия! Сегодня я самая счастливая на свете!

Когда Веру опустили на землю, мать дрожащими руками прижала к своей груди ее голову, целовала лоб, глаза, впалые щеки, покрытые нездоровыми красными пятнами.

На скорую руку покормили в ресторане — и сразу же направились на митинг, на встречу с трудящимися города Минска.

Зал театра был заполнен до отказа. Когда у входа в зал появились бывшие узники белопольских тюрем, все присутствующие в едином порыве вскочили со своих мест. Казалось, потолок вот-вот обрушится от оваций. Гремело непрерывное «ура».

Почетные гости Минска прошли через зал и поднялись на сцену. Худые, изможденные, больные, они жадно всматривались в зал, в лица советских людей. Ведь большинство бывших польских политзаключенных впервые увидели советский город, советских тружеников. Для них все было ново, и каждая мелочь приобретала особый, большой смысл.

Вера сидела на сцене в первом ряду, чуть наклонившись вперед, сосредоточенно слушая ораторов. Мать неотрывно глядела на нее, узнавала и не узнавала свою любимицу. Лицо Веры заострилось, глаза ввалились, взгляд стал сосредоточеннее, задумчивее.

Первым выступил Циховский. Ему долго не давали говорить. Аплодисменты то затихали, то снова обрушивались шквалом. Но наконец, воспользовавшись секундой затишья, он произнес первые слова:

— Дорогие друзья, товарищи!

Тогда аплодисменты оборвались, наступило глубокое молчание. Говорил Циховский страстно, горячо, с большим подъемом:

— Могущество СССР, его влияние на весь мир настолько велики, что и наше освобождение является прежде всего результатом вашей борьбы и ваших побед. Вы в своей борьбе не одиноки. С вами все люди труда. Вы счастливы, что первыми в мире строите социализм. Трудящиеся Польши, Западной Белоруссии и Западной Украины в одном братском союзе с вами борются за светлое будущее.

После Циховского выступали другие ораторы, потом председательствующий объявил, что слово предоставляется одной из активнейших руководителей комсомола Западной Белоруссии — Вере Хоружей.

Зал стоя бурными аплодисментами встретил появление ее на трибуне. И ей долго не удавалось начать речь — овация захлестывала девичий голос. Наконец она звонко воскликнула:

— Любимая, дорогая моя комсомолия! Приветствую тебя от имени тысяч комсомольцев Западной Белоруссии, Западной Украины и Польши, пытаемых фашистами и погибающих в тюрьмах, но продолжающих бороться за дело Ленина, за победу всемирного пролетариата.

Снова вспыхнули аплодисменты.

— Сколько лет я ждала этого дня! Если бы вы знали, какие противоположные чувства переполняют сейчас мою душу: безмерные радость и счастье, что я на свободе, на родной земле, среди вас, и великая горечь оттого, что десятки, сотни моих лучших друзей продолжают томиться в застенках панской Польши. Будем же продолжать борьбу за их освобождение! Фашисты не могут сломить нас. Нет! Не испугать им, не остановить героического наступления пролетариата!

Потом выступали рабочие фабрик и заводов Минска.

И вот на трибуне народный поэт Белоруссии Янка Купала. Как и все присутствующие, он взволнован. Его встретили с такою же любовью, как и выступавших перед ним ораторов. Поэт прочитал только что написанное стихотворение, которое родилось под впечатлением встречи польских политзаключенных.

Поэт Андрей Александрович, горячо приветствуя борцов, сказал:

— Мы обязуемся на больших полотнах показать героическую борьбу революционного пролетариата и трудового крестьянства с фашистским террором, голодом и нищетой.

И он прочитал новое стихотворение, посвященное героической борьбе трудящихся Польши, Западной Белоруссии и Западной Украины. Вера смотрела на его морщины, избороздившие высокий лоб, на длинный пос, еще, казалось, подлинневший за эти годы, и думала: «И ты, оказывается, изменился, друг дорогой, и тебя коснулось время. Кажется, немного — всего каких-либо восемь лет мы не виделись, а ты вон как возмужал!»

И уж совсем опа разволновалась, когда слово предоставили поэту Михасю Чароту. Не раз, сидя в тюрьме, вспоминала Вера его стихи, которыми когда-то зачитывалась. А читая их, всегда вспоминала вечера, проведенные в дружном кружке литераторов. Михась Чарот пользовался там особым уважением и любовью.

И вот он поднялся на трибуну и начал читать стихотворение, посвященное ей, Вере Хоружей! Она, как зачарованная, слушала и не верила своим ушам. Неужели Михаська и в самом деле ей посвятил стихотворение?

А потом зал еще аплодировал. Кому? Поэту? Его стихотворению? Героине этого стихотворения? Всем сразу и от всего сердца.

После встречи усталая, полная незабываемых впечатлений, Вера с матерью, братом и старыми друзьями пошла к гостинице. Товарищи проводили ее до номера.

— Я сегодня, наверное, не усну, мамочка.

— А ты заставь себя уснуть, милая. Заставь. С твоим здоровьем тебе необходимо отдохнуть…

Впервые за много лет она легла в чистую, сказочно мягкую постель. Легла и неожиданно для себя уснула сразу же, мгновенно, словно опустилась в приятный туман, стала невесомой.

Назавтра бывшие политзаключенные разошлись по предприятиям Минска. Вере пришлось выступать несколько раз.

А через день с матерью, братом Василием и несколькими близкими друзьями она уехала в Москву. Там ее ждала приятная неожиданность.

Вере сообщили, что ее хочет видеть Надежда Константиновна Крупская и приглашает к себе в Кремль.

Сначала она не поверила.

— Ну что вы, я не смею пойти! — отказывалась она. Товарищи говорили:

— Надежда Константиновна хорошо знает тебя заочно. Она написала в «Правду» рецензию на твои «Письма на волю».

Да, Вера упустила из виду, что часть писем, которые она посылала из польской тюрьмы, товарищи в 1931 году издали небольшой книжечкой под названием «Письма на волю», а в 1932 году переиздали под названием «Рядом с нами». Надежда Константиновна заметила Верины письма и написала рецензию, которая была опубликована в «Правде» 29 августа 1932 года, незадолго до освобождения Веры из заключения.

Встретила ее Надежда Константиновна как старую знакомую. Скованность быстро прошла, и Вера разговорилась.

— Вы подробнее, подробнее расскажите о подпольной работе, — просила гостеприимная хозяйка.

Вера рассказала о подпольных комсомольских собраниях, о работе над листовками, о митингах в деревнях и местечках, о настроении людей. Надежда Константиновна слушала внимательно, по-матерински, задумчиво глядя на Веру, а потом как-то Невзначай спросила: