Иван Новиков - Вера Хоружая

Предварительно прощупав настроение человека и убедившись в том, что он не подведет, направляла его в горком партии. Там выясняли, готов ли новый боец к тяжелым испытаниям, его моральное состояние, семейное положение.

В тот же день группа коммунистов и комсомольцев составила отряд.

Земля уже глухо гудела от орудийных выстрелов, в небе — фашистские самолеты. Они обнаглели до того, что на бреющем полете летали над городом и расстреливали из пулеметов мирных жителей. Танковые подразделения гитлеровцев вот-вот появятся у Пинска. Готовились встретить их.

Однажды Сергей ранним утром забежал домой: жил он теперь в казарме, перед боем решил попрощаться с женой. Шагнул через порог быстро, решительно, и все в комнате сразу как бы уменьшилось в объеме. В его движениях, голосе Вера чувствовала большую силу, спокойную уверенность в себе. Когда перед уходом он нежно обнял ее, она сказала, глядя ему в глаза:

— Если ты будешь трусом, я перестану любить тебя, я тебя возненавижу…

Еще крепче обняв ее, усмехнувшись, Сергей коротко ответил:

— Посмотришь!..

С каким нетерпением ждала она его в тот день! За городом слышалась орудийная и пулеметная стрельба. Там лилась чья-то кровь. И Сергей где-то там, в первых рядах бойцов. Она сама так велела. Да и без ее слов он не прятался бы за чужую спину.

Под вечер он снова заскочил на минутку — запыленный, пропахший незнакомым запахом пороховой гари, возбужденный.

— Ну и дали мы им жару! — говорил он. — Ничего, они еще испытают силу наших ударов. Мы не отдадим им свою жизнь даром… Смотри, это бронебойная пуля, а это трассирующая, ты таких еще не видела?

Он показал ей трофеи, взятые в первом бою.

— На, спрячь на память. А этих гранат ты тоже не видела? Ну-ка учись ими пользоваться. Раз, два, три — и бросай, изо всех сил бросай! Хватит силы?

Она взяла гранату, примерилась и ответила уверенно:

— Хватит!

Обняв ее за плечи, похвалил:

— Ну, молодец! Я так и знал…

И запел любимую песню:

Потом снова вернулись к воспоминаниям о первом бое.

— А все же молодцы наши хлопцы: Чуклай, Солохин и остальные. По Логишинскому тракту ползли танки. Солохин по кювету побежал навстречу и швырнул под гусеницу переднему связку гранат, а сам упал. Ну и грохнуло! Смотрим, задние попятились, развернулись — и назад. Ну, а мы взобрались на подбитый и давай выковыривать из него фрицев… Ну ладно, нужно бежать, а то я заговорился с тобой. Василий Захарович ругать будет.

— Сережа, будь смелым, но осторожным, — попросила его Вера на прощание. — Без нужды не бравируй…

— Все будет в порядке, не волнуйся…

Небольшой отряд Коржа занимал оборону в трех километрах севернее Пинска, в районе бывшего имения Заполья. Помимо основной дороги около Заполья проходила параллельная. Ночью бойцы окопались вдоль вековой липовой аллеи. Группа Корнилова расположилась несколько восточнее имения, на кладбище. Она должна была встретить противника на параллельной дороге.

На рассвете в тумане показались немецкие конники. Они ехали не спеша, не ожидали нападения. Припав к прикладам винтовок, бойцы ждали команды. Корж на спешил: надо поближе подпустить противника, чтобы каждая пуля попала в цель. Вот фашистский офицер почти поравнялся с затаившимся отрядом. Грянул первый выстрел. Лошадь шарахнулась в сторону, и офицер, как мешок, шлепнулся на землю. По большаку заметались лошади без всадников.

А из лесу выходил еще один эскадрон. Огонь перенесли на него. Впереди всех лежал Корнилов, рядом пристроился Чуклай. Они стреляли размеренно, не обращая внимания на пули, которые то и дело свистели вокруг.

— Вперед! — скомандовал Корнилов, намереваясь сделать короткую перебежку.

Но пуля ударила в левое плечо, и он пошатнулся. Пришлось лечь. Чуклай наскоро перебинтовал своего командира, и тот продолжал стрелять. Вторая пуля попала в левую ногу.

— Врете гады, не прорветесь! — сквозь зубы сказал Корнилов. — Все равно не пропустим.

Еще одна вражеская пуля попала в Корнилова, на этот раз в грудь. Немцы наседали со всех сторон. Связной передал команду Коржа отступать в балку, к городу. Бойцы группы Корнилова держались до последней возможности. Взвалив истекающего кровью командира на спину, Чуклай пополз. Нордман и Беркович поддерживали Корнилова с боков, поминутно останавливаясь и отстреливаясь. А Чуклай полз и полз. Только в высокой кукурузе, когда удалось скрыться с глаз противника, опустил он Корнилова на землю. Тот уже не дышал.

Фашистские автоматчики били справа и слева. Каждая минута промедления грозила неминуемой смертью. Надо было немедленно уходить. Забрав из кармана убитого партбилет и сняв кобуру с наганом, побежали в балку, возле города.

Корж нетерпеливо ждал и уже думал, что вся группа погибла. Увидев окровавленного Чуклая, спросил:

— Что, ранен?

— Нет, — ответил боец. — Корнилов убит, товарищ командир. Несли его, но попали в такой переплет, что тело пришлось оставить. Вот возьмите. — И он передал партбилет и наган. Ссутулившаяся фигура Чуклая выражала глубокую скорбь, длинное, худое лицо посерело, глаза запали.

С запада, визжа, летели мины. Усиливалась стрельба на севере. Корж выстроил бойцов в балке и произнес короткую речь:

— Сегодня мы потеряли своего боевого товарища, храброго человека, верного сына Коммунистической партии Сергея Гавриловича Корнилова. Вот здесь перед лицом смертельной опасности мы клянемся памятью погибшего друга, что жестоко отомстим врагу за него. Сотнями своих поганых жизней поплатятся враги за светлую жизнь товарища Корнилова. Отсалютуем в честь Сергея Корнилова…

Трижды прогремели залпы в сторону противника, и отряд цепочкой стал пробираться к городу.

— Вере Захаровне ничего не говорить, сам скажу, — предупредил Корж.

По городу била вражеская артиллерия. Бойцы быстро бежали по Первомайской улице, к мосту через речку Пину. За мостом удалялись машины и подводы, на мосту стояли секретарь обкома партии Петр Гапеевич Шаповалов и Вера Захаровна Хоружая, а недалеко от них — небольшая группа подрывников.

Вера вся подалась навстречу бегущим бойцам, настороженно ища среди них мужа. Корж остановился возле нее растерянный, подавленный. Когда бежал сюда, подобрал слова, чтобы смягчить удар, утешить. А вот сейчас, видя перед собой ждущие, требовательные глаза женщины, забыл все заранее заготовленные фразы. Вырвалось что-то неуклюжее, холодное:

— Ты не волнуйся, не плачь, побереги себя для будущего… Не нужно…

И не выдержал, покатилась по щеке предательская слеза:

— Не волнуйся, дорогая…

Густо покрытое веснушками курносое лицо Веры побелело. Рука невольно потянулась в сторону, ища опоры: