Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

— Видишь? — прошептал Витольд, когда они с Винценты пришли в мастерскую. — Мы могли бы легко одолеть их, переодеться в их форму и напасть на лагерь [383].

Винценты хотел рассмеяться, но Витольд посмотрел другу в глаза, и в его голосе зазвучали другие нотки.

— Теоретически это возможно, — осторожно проговорил Винценты [384].

Так начался следующий этап борьбы Витольда.

Лидер подполья Стефан Ровецкий получил донесение Витольда об отравлении газом советских военнопленных. Ни он, ни Витольд не знали, как реагировать на такой поворот событий. Безусловно, все, что творили нацисты в Аушвице, противоречило международному праву. Но Ровецкий не видел связи между убийствами заключенных в лагере и репрессиями в отношении еврейского населения Варшавы. Немцы согнали еврейскую общину города численностью четыреста тысяч человек в гетто, и тысячи людей каждый месяц умирали там от голода и без медицинской помощи. Люди Ровецкого сообщали, что нацисты проводят массовые расстрелы евреев на оккупированном Германией востоке Польши. Однако Ровецкий рассматривал эти факты как отдельные проявления антисемитизма, не понимая, что это начало кампании массовых убийств [385].

Массовое отравление в Аушвице казалось исключительным событием, и соратники Ровецкого предположили, что газ — это какое-то новое оружие, которое испытывают перед применением на фронте. Планы нацистов сделать лагерь главным пунктом содержания советских военнопленных свидетельствовали о том, что немцы будут использовать советских людей в качестве рабов, так же как и поляков [386].

Ровецкий записал донесение Витольда и передал документ своему лучшему курьеру — Свену Норрману. Это был степенный швед пятидесяти четырех лет, который руководил польским филиалом шведской электротехнической фирмы в Варшаве. Норрман презирал нацистов за все, что они учинили в городе, который стал ему родным. Он считал, что, как сторонний наблюдатель, обязан сообщить об увиденном. Швеция соблюдала нейтралитет в войне, и Норрман мог свободно перемещаться между Варшавой и Стокгольмом. Это делало его идеальным курьером. Ровецкий регулярно встречался с Норрманом в ресторане «У Эльны Гистедт» в центре города. Там они всегда могли рассчитывать на надежность хозяйки, приличную трапезу из продуктов с черного рынка и пиво, скрытно подававшееся в бумажных стаканчиках [387].

В середине ноября Норрман выехал в Берлин. В чемодане с двойным дном он вез свернутую в рулон микропленку с докладом о массовом отравлении. Один такой рулон, изготовленный с помощью фотоаппарата с микроскопической линзой, мог содержать 2400 страниц донесений, которые невозможно было прочесть невооруженным глазом, что давало определенное преимущество в случае попадания пленки к врагу [388].

Норрман громко объявил попутчикам в поезде, что восхищен национал-социализмом. В берлинском аэропорту Темпельхоф он без проблем сел на «дуглас», летевший в Стокгольм. Несмотря на давление Германии, Польша не закрыла свое дипломатическое представительство в шведской столице. Скорее всего, Норрман передал микропленку в польское представительство, чтобы ее отправили секретным почтовым сообщением, которое англичане организовали вдоль северной оконечности Норвегии до авиабазы Леучарс близ Сент-Андруса на побережье Шотландии. Оттуда донесение было доставлено в Лондон, где его проверили уполномоченные лица. В конце ноября донесение попало в офис польского лидера Владислава Сикорского в отеле «Рубенс» [389].

Донесение прибыло в Лондон в тот момент, когда у британских чиновников начало формироваться собственное представление о зверствах нацистов в Советском Союзе. Вторжение нацистов в Британию пока откладывалось, и, хотя люфтваффе продолжали наносить авиаудары по британским городам, бомбежки были не столь интенсивными. Лондонцы робко заговорили о том, что гроза миновала, но Черчилль знал: он на волоске от войны.

Маршрут доставки донесения об отравлении газом советских военнопленных, 1941 год

Джон Гилкс

«Каждую неделю войска [Гитлера] орудуют в дюжине стран, — сказал Черчилль по радио 3 мая 1941 года. — По понедельникам он убивает голландцев. По вторникам — норвежцев. В среду у стены стоят французы или бельгийцы. По четвергам должны страдать чехи, а теперь в его отвратительный список казней добавились сербы и греки. Но всегда, каждый день, в этом списке — поляки» [390].

Такие публичные заявления Черчилля отвечали принятой риторике о жестокости немцев и были призваны напомнить британцам о необходимости продолжать борьбу с Гитлером. Но Черчилль знал и о том, что нападение Германии на СССР в июне 1941 года ознаменовалось коренным сдвигом в характере зверств нацистов. Британские шифровальщики в Блетчли-парке прослушивали сигналы, которые немцы посылали с помощью шифровальных машин «Энигма». Эти устройства механически шифровали сообщения с помощью роторов. Немцы были настолько уверены в том, что шифр «Энигмы» нельзя взломать, что редко его меняли. Но польская разведка смогла сделать копию ранней версии шифровальной машины и передала ее британцам в 1939 году. В конце июня 1941 года шифровальщики начали перехватывать радиосообщения, которые военизированная полиция направляла в Берлин. В сообщениях указывалось число расстрелянных немцами евреев, партизан и коммунистов [391].

Цифры были настолько шокирующими, что британские аналитики усомнились, верно ли они поняли расшифрованные сообщения.

«Вызывает сомнение тот факт, что все те, кого казнили как „евреев“, являлись таковыми, — писал один из аналитиков. — Очевидно, многие из них не были евреями; но поскольку в этой графе содержатся самые большие цифры, это подтверждает, что для руководителей рейха принадлежность к еврейской нации служит наиболее приемлемым основанием для убийств» [392].

К концу августа 1941 года Черчилль знал, что нацисты планируют беспрецедентное по масштабам уничтожение евреев. Но Черчилль, как и Ровецкий, не воспринимал действия Германии как геноцид. Черчиллю было известно о довоенной нацистской политике, направленной против немецких евреев, и об угрозах Гитлера заставить евреев заплатить за войну. Но он не связывал эти нацистские лозунги со сводками, поступавшими из Советского Союза. Черчилль, выступая 25 августа на Би-би-си, заявил: «…немецкие полицейские хладнокровно казнили десятки тысяч — буквально десятки тысяч — русских патриотов, которые защищали свою родную землю… мы стали свидетелями преступления, которому нет названия» [393].