Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

Говорят, он выпалил: «Идиоты, вас всех отравят газом!» Последовала паника, заместитель коменданта Фрич выхватил пистолет и приказал повесить Кранкеманна на его же собственном ремне на стропилах вагона. Другого капо, однорукого Зигрута, заставили лезть в вагон [348].

Через несколько дней в лагерь привезли вещи и одежду убитых. Один из врачей СС рассказал Дерингу, что всех их отравили угарным газом, за исключением Зигрута, которого заключенные убили в поезде. Деринг никому не говорил о своих страхах, возможно, надеясь, что это неправда, но теперь это уже не имело никакого значения. Новости потрясли медперсонал. Мысль о массовом уничтожении вызывала ужас, не сравнимый с прежним. «Отныне мы понимали, что немцы могут делать все что угодно», — вспоминал один санитар.

Прошло несколько недель после истории с поездом в Зонненштайн, и Швела потребовал новый список неизлечимых больных. Появились слухи, что будут формировать еще один состав. Витольд через подпольщиков старался предупредить как можно больше заключенных, чтобы те не записывались в «санаторий» добровольно. Деринг помог выписаться всем, кто хоть немного держался на ногах. Общее число обреченных уменьшилось, но в госпитале оставались еще сотни больных. Деринг предоставил Швеле список десятка самых тяжелых больных в надежде, что этого будет достаточно [349].

В конце августа эсэсовцы приказали отмыть блоки тщательнее обычного и предупредили заключенных, что следующий отбор может начаться в любой день. Деринг удвоил усилия, выписывая своих подопечных и подготавливая тех, кто пока еще должен был оставаться в госпитале: он объяснял, что нужно говорить, чтобы казаться как можно более здоровым, когда немцы начнут отбраковку. К сожалению, некоторые заключенные не слушали его, предпочитая верить обещанию Швелы отправить их на курорт [350].

Деринг и Витольд думали, что эсэсовцы отправят новый поезд с заключенными в Дрезден. Но, судя по ряду признаков, у немцев был другой план. Они приказали освободить штрафной блок в углу лагеря и забетонировали окна цокольного этажа. Некоторые заключенные решили, что немцы строят бомбоубежище, опасаясь наступления союзников. Другие сомневались. Дважды объявлялось о закрытии лагеря, заключенным запрещалось покидать свои бараки, но в итоге ничего не произошло, и всех выпустили [351].

На самом деле теперь эсэсовцы планировали провести следующую серию казней внутри лагеря — механизм массового отравления газом уже был хорошо отработан. Более того, нацисты собирались расширить эту программу, чтобы справиться с ожидаемым наплывом советских военнопленных. Гиммлер заключил соглашение с немецкими военными о транспортировке в Аушвиц 100 000 советских пленных. Большинство из них он надеялся использовать для рабского труда, а коммунистов и евреев — выявить и уничтожить [352].

Сентябрьским утром в госпиталь пришел Швела в сопровождении двух врачей. Было объявлено о начале отбора. Небо затянули серые тучи, воздух был тяжелым от влаги. Запах хлора в блоках бил в нос, но не мог скрыть зловоние. Швела, «маленький, кругленький, рыжевато-белокурый немец с добродушным лицом» (как описывал его Деринг), сел за стол и приказал заключенным выходить вперед по одному. Он курил и добродушно улыбался, указывая на кандидата и обещая облегчение, а пепел с его сигарет падал на пол, пока Клер отмечал номера. Деринг мог бы спасти нескольких больных, но Швеле требовалось определенное количество. Отобрали практически весь блок туберкулезных больных, и никаких отсрочек для заразных не рассматривалось [353].

Швела добавил в свой список около двухсот пятидесяти фамилий и в полдень объявил, что абсолютно удовлетворен. Он отправил медицинские карты в главное здание госпиталя, и санитары начали перевозить больных в подвал штрафного блока, чтобы те дожидались там предполагаемого поезда. Многие больные не смогли пройти необходимых ста метров самостоятельно, и санитары несли их на носилках до ступеней подвала, а затем тащили в нижние камеры на закорках [354].

Санитар Ян Вольный вспоминал, что человек, которого он нес на спине, так сильно обнимал его за шею, что невозможно было дышать, и не хотел отпускать его, когда они добрались до душных, слабо освещенных комнат. Ян смог освободиться от объятий этого человека только после того, как эсэсовец ударом сбил их обоих с ног. Ян оглянулся и увидел, как свет из лестничного проема на мгновение выхватил лицо этого больного человека, и поспешил прочь [355].

«По их испуганным лицам было видно: они догадываются, что сейчас умрут», — вспоминал Конрад Шведа, другой санитар. Он был священником и шепотом молился о тех, кого носил. Пациентов, которые были без сознания, складывали друг на друга, будто они уже умерли [356].

Остальным заключенным приказали оставаться в своих блоках. Везде ощущалось напряжение и нервозность. Никто не мог уснуть, но и говорить не хотелось.

Вечером Витольд услышал звук мощных дизельных двигателей. Кое-кто из заключенных осмелился выглянуть из окон. Позже они вспоминали, что увидели колонну грузовиков, везущих новую партию узников. Люди были в грязной военной форме. Это были советские пленные — около шестисот человек. Эсэсовцы конвоировали их в закрытый двор штрафного блока [357].

Грузовики отъехали, и лагерь погрузился в напряженную тишину. После полуночи Витольд услышал крики из штрафного блока. Голосов было много — высоких, низких. Слышны были отдельные слова, но разобрать их было невозможно. Эти ужасные звуки раздавались какое-то время, затем все стихло [358].

На следующий день, в субботу, по лагерю поползли слухи. Один заключенный видел эсэсовцев в противогазах, другой слышал, как немец жалуется, что «советские» догадались, что их ждет. В понедельник, после вечерней переклички, заключенных опять заперли, и опять что-то происходило в штрафном блоке. На следующее утро санитар по имени Тадеуш Словачек нашел Витольда и передал сообщение от Деринга. Тадеуша била дрожь, глаза округлились от ужаса. Тадеуш сказал, что той ночью, когда Витольд слышал крики, отравили газом восемьсот пятьдесят человек. Пациенты, которых они притащили, и прибывшие позже советские пленные были мертвы. Тадеуш и другие санитары почти всю ночь выносили трупы. Комендант Хёсс вызвал работников госпиталя на улицу и взял с них клятву хранить увиденное в тайне. Затем он повел их в подвал штрафного блока, надел противогаз и спустился вниз. Через несколько мгновений он появился и подал санитарам знак войти вслед за ним [359].

Двери камер были открыты, и в тусклом свете единственной лампочки санитары увидели, что было внутри. Камеры были настолько плотно набиты мертвецами, что тела людей стояли вертикально, их конечности сплелись, глаза были выпучены, рты открыты, зубы обнажены в беззвучном крике. Одежда была разорвана в тех местах, где они хватались друг за друга, у некоторых были следы укусов. Везде, где виднелась плоть, кожа имела темный синеватый оттенок. Одна и та же картина открывалась в каждой камере. Дальше по коридору находились пациенты госпиталя — их в камеры набилось не так много. Похоже, они поняли, что произойдет, поэтому у некоторых изо рта и ноздрей торчали тряпки. На полу валялись маленькие голубые шарики, которые кто-то из санитаров опознал как вещество, используемое для дезинсекции — «Циклон Б». Здесь уже пахло разлагающейся плотью [360].