Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

Через несколько дней появились новости о стремительном продвижении Германии по занятым Советским Союзом восточным провинциям Польши. Пал Брест, затем Белосток, Львов, Тарнополь {9} , Пинск. Красная армия терпела поражение так быстро, что сообщения Би-би-си стали напоминать нацистскую пропаганду. Каждую неделю сотни тысяч советских солдат попадали в плен. Их держали в огромных загонах, не давая ни еды, ни воды. Сталинский режим оказался на грани краха. Нацисты разрабатывали планы долгосрочной оккупации советской территории {10} . В июле, через несколько недель после начала вторжения, в Аушвиц привезли несколько сотен советских военнопленных, и капо, вооружившись лопатами и кирками, до смерти забили их в гравийных карьерах [336].

Летом 1941 года заключенными овладело отчаяние — немцы одерживали победу за победой. Почти каждый день кто-нибудь из узников бросался на забор из колючей проволоки, чтобы умереть от 220-вольтного разряда или от автоматной очереди. Заключенные называли это «пойти к проводам». Эсэсовцы не убирали трупы до вечерней переклички, и тела так и висели на проводах, словно искореженные чучела [337].

Сильнее всего упали духом самые молодые подпольщики Витольда. «Вижу, что ты поддаешься унынию», — мягко сказал Витольд Эдварду Чещельскому, которого все звали Эдек. Этот девятнадцатилетний юноша с ямочкой на подбородке и детскими щеками тоже работал в столярной мастерской [338].

Эдвард Чещельский. Ок. 1941 года.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

— Помни, что нам ни в коем случае нельзя сломаться. Победы немцев лишь отдаляют их окончательное поражение. Но рано или поздно оно случится.

— Я надеюсь только на вас, — ответил Эдек, вытирая слезы перевязанной рукой [339].

А ночью Витольд успокаивал своего соседа по матрасу — Винценты Гаврона, тридцатитрехлетнего художника с татранского нагорья южнее Кракова. Витольд рассказывал ему о своих похождениях во время войны с большевиками. Молодой человек обычно засыпал к тому моменту, когда Витольд вспоминал, как скакал верхом на лошади на позиции противника. Однако в глубине души Витольда мучили сомнения. А что, если Германия все же победит? Может быть, лучше восстать и умереть в бою? [340]

Через несколько недель на утренней перекличке комендант Хёсс сделал необычное объявление. Хёсс был худощавым человеком, с поджатыми губами и темными глазами. Заключенные, выстроенные в шеренги, напрягали слух, чтобы расслышать его слова.

— Все больные или инвалиды могут заявить об этом, и их отправят в санаторий, — сказал Хёсс. — Там всех вылечат. Пожалуйста, регистрируйтесь в бельевом блоке [341].

Витольд с беспокойством наблюдал, как разношерстная толпа двинулась к складскому блоку, чтобы записаться. Он разыскал Деринга, который сказал, что персоналу госпиталя приказано составить список «неизлечимых больных». Деринг пообещал узнать подробности. Влияние Деринга выросло после того, как он убедил немцев назначить его на должность главного хирурга и организовать операционную со столом, эфиром, набором скальпелей, ножницами, пилами и зажимами. Эсэсовцы планировали использовать Деринга и операционную для отработки на заключенных своих хирургических приемов. Но Деринг смотрел на это иначе. Новая должность давала ему возможность принимать пациентов и определять, следует ли им оставаться в отделении для выздоравливающих. Иными словами, он смог организовать убежище для подпольщиков. Деринг спросил Бока, собираются ли эсэсовцы лечить так называемых неизлечимых больных, и Бок заверил его в искренности немцев [342].

План госпитального блока с новой операционной (Стефан Марковский, послевоенные годы): 1 — комната санитаров; 2 — лестница; 3−7 — кабинеты врачей; 8 — приемный покой; 9 — смотровая; 10, 11 — архив; 12 — туалеты; 13 — душевая; 14 — кухня; 15−16 — палаты.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Деринг предоставил СС список больных в начале июля, а 28 июля в госпиталь для дальнейшего отбора прибыла медицинская комиссия. Погода стояла теплая, поэтому доктор-эсэсовец Попирш расположился на улице. Штурмбаннфюрер СС Хорст Шуман, директор так называемого санатория, занял место за столом, и к нему начали подходить заключенные. Клер взял медицинские карты самых больных заключенных и отправил этих людей в бельевой блок, где они прошли дезинсекцию и получили свежую форму и одеяла [343].

«Везунчики», — шептали те, кто остался. В течение нескольких часов пациенты шли на все более отчаянные уловки, стараясь попасть в список: симулировали кашель, хромоту, подкупали медперсонал хлебом. «Возьмите меня, возьмите меня», — крикнул один из заключенных, Александр Колоджейчак, и поднял руку, показывая отсутствующий большой палец — последствие старой травмы. Шуман любезно кивнул и добавил его имя в список, который разросся до 575 человек, что составило примерно пятую часть от числа пациентов госпиталя [344].

Больные уже шли к ожидавшему их поезду, когда один из врачей СС проговорился Дерингу. Заключенных везли вовсе не в санаторий. Они направлялись в секретный медицинский центр в Зонненштайне, под Дрезденом. Этот объект был частью нацистской программы по устранению граждан Германии, являвшихся психически больными или инвалидами. Так называемая программа T4 была создана в 1939 году. В ее рамках нацисты разрабатывали методы уничтожения больших групп людей. Участвовавшие в этой программе врачи впервые стали применять массовое отравление газом: людей оставляли в закрытом помещении и заполняли его угарным газом. Эта программа была секретной, но после того как в течение двух лет были убиты десятки тысяч человек, в том числе много детей, обо всем, что там происходило, стало известно. Общественность возмутилась, и нацисты были вынуждены приостановить программу [345].

Гиммлер рассматривал программу Т4 как один из способов устранения «непродуктивных элементов» из концентрационных лагерей — в течение зимы 1940 года в концлагерях значительно увеличилось число заболевших. Весной 1941 года Гиммлер совместно со специалистами, работавшими над программой Т4, решил отобрать больных заключенных для массового отравления газом [346].

Деринг растерянно наблюдал, как заключенные шли к ожидавшему их поезду. Эсэсовцы разложили в вагонах матрасы, подушки и принесли кофейники, чтобы сохранить ощущение праздника. Увидев, как пациенты охотно забираются в вагоны и обустраиваются там, огромный капо Кранкеманн не выдержал [347].