Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

У нескольких санитаров началась рвота, но Генек, работник госпитального морга, не потерял самообладания и велел остальным убирать тела пациентов — они не так сильно переплелись друг с другом, как пленные. Санитары стали носить тела наверх в душевую, по двое на каждый труп, но оказалось, что быстрее просто тащить их по гладкому полу. Пациенты были голые, а на пленных оставалась одежда, и их надо было раздеть. Одежду, сигареты, памятные мелочи побросали в кучу. Иногда кто-нибудь из эсэсовцев тихонько клал в карман какую-нибудь безделушку, думая, что никто не видит [361].

Снаружи остался Теофиль, другой работник морга. Он следил за погрузкой трупов на телеги, где мертвые подвергались последнему унижению: им открывали рты и выдирали плоскогубцами золотые коронки и зубные протезы. Затем тела доставляли в крематорий. Санитары работали всю ночь, но осилили только половину камер.

К концу своего рассказа Тадеуш еле ворочал языком, слова были почти неразличимы. Разве вы не видите, сказал он, это только начало. Теперь, когда немцы поняли, как легко убивать, что мешает им отравить нас всех? [362]

На следующую ночь санитары вернулись в штрафной блок, чтобы закончить выгрузку трупов. Тела начали раздуваться и были скользкими из-за моросившего дождя. Чтобы крепче держать тела, санитары цепляли к рукам и ногам мертвецов свои ремни. Генек увидел, как одна из телег, куда загрузили восемьдесят тел, качнулась и опрокинулась, и одного из санитаров засыпало грудой трупов, которые скользили по земле, как мокрая рыба. Другие санитары поспешили на помощь задыхающемуся товарищу. Охранники СС засмеялись и привели еще нескольких медработников, в том числе Деринга, чтобы таскать тела в крематорий. Морг был уже полон, и трупы сложили у двери [363].

Витольд не мог понять, чего добиваются нацисты. Отравление неизлечимых больных недалеко от Дрездена, по крайней мере, имело хоть какой-то смысл — нацисты избавлялись от тех, кто не мог работать. Но зачем СС убивать советских пленных, не заставив их поработать? Витольд знал: этот эксперимент представляет собой новое, ни с чем не сравнимое зло, способное повергнуть союзников в шок и показать им, насколько важен этот лагерь для нацистов. Четырнадцатого сентября из лагеря освободили одного из санитаров, Мариана Дипонта. Он наверняка передал в Варшаву первый устный отчет очевидца массового отравления газом. Витольд пытался собрать больше информации, но эксперимент в штрафном блоке пока не повторялся [364].

Неделю спустя блок Витольда выбрали как дополнительное помещение для дезинсекции. Витольда перевели в барак, расположенный рядом с крематорием. Похолодало, дул порывистый ветер. Вот-вот должна была начаться перекличка, и Витольд поспешил выйти из здания. Он увидел, как охранники-эсэсовцы прикладами подгоняют в крематорий длинную колонну голых мужчин, построенных по пять человек в ряд. Витольд подумал, что это советские пленные, которых привезли накануне вечером и которым будут выдавать нижнее белье и одежду, хотя непонятно, зачем для этого использовать крематорий.

Той ночью он узнал, что эсэсовцы высыпали «Циклон Б» на кричавших людей через специально просверленные отверстия в плоской крыше. Витольд понял чудовищную логику убийства советских пленных в крематории. Если травить людей прямо у печей, нет необходимости возить трупы через весь лагерь. Кроме того, в морге есть система вентиляции, и остатки «Циклона Б» будут быстро выветриваться. Но он не понимал, что стал свидетелем создания в лагере первой газовой камеры, где можно убивать людей в промышленных масштабах. И не мог осознать идеологическую подоплеку массовых убийств [365].

Он предположил, что советских пленных убивают, потому что их негде расселить. Его догадка подтвердилась, когда несколько блоков оцепили забором из колючей проволоки и обозначили как «лагерь для советских военнопленных» [366].

В октябре прибыл первый грузовой состав с тысячами советских пленных. Людей заставили раздеться и прыгнуть в цистерну с вонючим дезинфицирующим средством, после чего погнали в лагерь. Раздался крик: «Идут!» Капо заперли остальных заключенных в бараках. Было ясно и холодно, уже наступили первые морозы, и окна блоков затянула изморозь. Витольд мельком видел советских солдат, сидевших на улице на корточках, голых и дрожащих. У некоторых эсэсовцев были фотоаппараты, и они фотографировали. Пленных оставили во дворе, и всю ночь они выли от холода [367].

На следующее утро заключенные увидели, что советские пленные так и сидят на улице, скорчившись, неподвижные и посиневшие от холода. Ледяной северный ветер нагнал темные тучи. Михал, друг Витольда из столярной мастерской, пошел посмотреть на пленных. «Этих людей собираются прикончить, — сказал он, вернувшись. — Капо говорит, что их оставят на улице до вечера». Пленных ни разу не кормили [368].

— Кто убивает военнопленных, тот никогда не победит, — заметил один из заключенных. — Когда противник узнает об этом, начнется смертельная схватка [369].

Когда-то Витольд думал о своей работе в лагере как о своего рода игре, но теперь все изменилось. В этой смертельной игре победителей быть не могло.

Составы с советскими военнопленными приходили почти ежедневно. Витольд понимал, что о зверствах немцев необходимо сообщить в Варшаву. Но, учитывая роль Советского Союза в разрушении и оккупации его родины, он должен был преодолеть некий психологический барьер. И действительно, его тон при описании издевательств над советскими пленными на удивление сдержан. В какой-то момент он задумался об объединении с советскими пленными. Но поляки, ухаживавшие за ними в некоем подобии госпитального блока, рассказывали, что эти люди слишком сломлены и деморализованы. Витольд решил приложить максимум усилий к тому, чтобы сообщить на волю об их ужасном положении. Он подготовил второе устное донесение об экспериментах с отравлением газами и о прибытии большого числа советских военнопленных. Вероятно, Витольд передал донесение через еще одного освобожденного, Чеслава Вонсовского, который вышел из лагеря 22 октября [370].

Морг крематория в Аушвице.

Предоставлено Ярославом Федором

К началу ноября число советских пленных составляло около десяти тысяч человек — почти столько же, сколько и поляков. Советских заключенных отправили на строительство нового лагеря для ста тысяч военнопленных. Строительство велось в трех километрах от Аушвица, в районе болот и березовых рощ, которые и дали название этому месту — Бжезинка, или Биркенау по-немецки. Советские пленные разбирали небольшую польскую деревню рядом со стройкой и складывали стройматериалы для новых бараков. Эсэсовцы планировали построить 174 кирпичные казармы на восьмидесяти одном гектаре заболоченной местности [371].