Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

В память Витольда врезалась одна сцена. Как-то вечером, возвращаясь из сыромятни, он увидел перед крематорием группу мужчин, женщин и детей. На улице было темно и холодно. Лица людей казались серыми как асфальт. Витольд понял: этих несчастных сейчас будут убивать, и они, скорее всего, тоже знали, что их ждет. Отравления газом нацисты проводили в Биркенау, а морг старого крематория в Аушвице иногда использовали для казни политзаключенных или еврейских семей, пойманных в окрестностях лагеря. Витольд старался не смотреть людям в глаза. Однако его взгляд выхватил из толпы мальчика лет десяти, такого же возраста, как и его сын Анджей. Ребенок недоумевающе оглядывался. Распахнулись ворота крематория. Мальчик и все остальные люди вошли внутрь. Последовали глухие выстрелы [648].

В ту ночь Витольд не сомкнул глаз. Он думал о том мальчике, и чувство горького стыда переполняло его сердце. Он столько рассуждал о восстании и Сопротивлении, но не смог сделать ничего даже ради одного-единственного ребенка. Еще хуже было осознавать то, что и эта боль пройдет, лицо мальчика сотрется из памяти и канет в небытие. Думая об убийствах евреев, Витольд испытывал ощущение внутренней пустоты, словно душа его медленно умирала. На сыромятне его повсюду окружали материальные свидетельства безжалостного уничтожения людей, но Витольд старался не отождествлять себя с убитыми нацистами евреями. «Видеть тела здоровых людей, убитых в газовой камере, страшно только в первый раз», — заметил он [649].

Чувство безразличия, охватившее Витольда, лишь усилилось из-за того, что нацисты немного изменили правила и начали чуть лучше обращаться с заключенными в главном лагере. Нацистское руководство столкнулось с огромным дефицитом рабочей силы, поэтому вынуждено было использовать в системе военно-промышленного производства труд узников концлагерей. Помимо строившейся фабрики IG Farben вокруг Освенцима появились десятки небольших заводов и вспомогательных лагерей. Заключенные в Аушвице занимали различные административные должности. В блоках были смонтированы санузлы, кроме того, эсэсовцы отменили утреннюю перекличку. Теперь заключенные могли помыться и побриться. Поскольку ткани для роб не хватало, заключенным разрешили носить гражданскую одежду, только на руке или на спине узников чертили красную полосу — метку заключенного. Комендант Хёсс даже велел прекратить издевательства над узниками. Разумеется, время от времени капо все-таки брали в руки дубинки, но даже тогда они словно были вынуждены напоминать заключенным: как-никак это лагерь смерти [650].

Витольд начал задумываться о побеге. Возможно, он единственный, кто сумеет убедить Ровецкого атаковать Аушвиц. В 1942 году было совершено почти сто семьдесят попыток побега из лагеря, но успешными оказались лишь чуть больше десяти из них. Витольд лично участвовал в разработке нескольких планов побега, но теперь придумать действенную схему никак не получалось. Один из его товарищей, трубоукладчик, рассказал Витольду о том, что под лагерем проложена разветвленная канализационная сеть, причем размер труб позволяет пролезть по ним взрослому человеку. Чтобы изучить этот вариант, Витольд перешел в отряд, сортировавший посылки: отряд работал в ночную смену, и совсем рядом находился один из канализационных люков. За работой отряда присматривал всего один эсэсовец, который обычно засыпал к двум часам ночи. Витольд раздобыл фонарик и комбинезон и темной февральской ночью выскользнул на улицу.

Канализационный люк располагался между двумя бараками, и охранникам на сторожевых вышках не было его видно. Витольд поднял крышку люка и спустился внутрь. Проход преграждала металлическая решетка на замке. Витольду пришлось немного повозиться, прежде чем замок поддался. Туннели расходились в четырех направлениях, повторяя уличную сеть. Диаметр труб не превышал шестидесяти сантиметров. Стоял тошнотворный запах экскрементов. Витольд присел на корточки и двинулся по трубе. Местами он опускался на четвереньки и даже ложился на живот. Он преодолевал сантиметр за сантиметром, пока туннель не сузился настолько, что можно было застрять. Витольд медленно пополз назад. Несколько ночей подряд он исследовал канализационную систему, но в итоге решил, что этот вариант не годится [651].

В начале февраля на сыромятню привезли целую кипу вещей, явно принадлежавших польским крестьянам: сабо, жупаны, простые четки. Вечером заключенные узнали, что из города Замощць на востоке Польши прибыл состав с поляками, половину из которых нацисты сразу же отправили в газовую камеру. Это был один из первых случаев, когда нацисты уничтожали этнических поляков теми же бесчеловечными методами, что и евреев, и Витольд наверняка думал о том, что он и другие польские узники тоже могут стать жертвами геноцида [652].

Канализация главного лагеря.

Предоставлено Катажиной Чижиньской

Еще одна страшная новость пришла 23 февраля: тридцать девять польских мальчиков из Замощця были разлучены со своими семьями, детей отвели в госпиталь, раздели и оставили в помывочной. Несколько ребятишек догадались, что их сейчас убьют, и начали плакать. Прибежали санитары, принесли детям суп и пели им песни. Наконец дети успокоились. Вдруг санитар Станислав Глова не выдержал и разрыдался. «Значит, мы умрем», — произнес один из мальчиков, который был чуть постарше других [653].

Станислав подошел к санитару-поляку, который по приказу эсэсовцев делал инъекции фенола, и сказал: «Если ты убьешь этих детей, клянусь, ты не доживешь до ночи». Санитар испугался и спрятался в одном из блоков. Несколько часов спустя двое эсэсовцев убили детей фенолом. Госпиталь содрогался от душераздирающих криков: «Мамочка, папочка, помогите мне! Господи, почему мы должны умереть?» [654]

«Мы уже видели в лагере горы трупов, — вспоминал Витольд, — но эта… повергла в шок всех, даже бывалых». Через неделю еще восемьдесят польских мальчиков были убиты инъекциями фенола. Он должен выбраться из лагеря. Но как? [655]

В марте у Витольда появилась надежда. Прошел слух, что пять тысяч заключенных-поляков, почти половину от числа узников главного лагеря, переведут в другие немецкие концлагеря, а их место в Аушвице займут евреи. Витольд подумал, что вполне может попасть в список, но его одолевали сомнения. С одной стороны, он хотел покинуть лагерь, с другой стороны, понимал, что из-за перевода ему придется отложить на какое-то время побег, а значит, в Варшаве не скоро узнают обо всех ужасах нацистской машины смерти. В новом лагере ему потребуется несколько месяцев, чтобы создать сеть и разработать план побега. Витольд колебался [656].