Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

После Ружаньского пришел худощавый, красивый мужчина по имени Эугениуш Химчак, главный следователь. Люди, которые доставили Витольда на допрос, были с ним вежливы. Перед Химчаком же стояла другая задача — сломить дух арестованного. Он использовал простую металлическую линейку, которой бил заключенных — наносил удары плашмя или острыми краями линейки. К другим методам Химчака относилось «ощипывание гуся» (заключенным вырывали волосы и ногти), прижигание сигаретой лица и медленное стягивание металлической ленты, закрепленной на голове человека, до тех пор, пока жертва не потеряет сознание. Вскоре Витольда перевели в другую тюрьму в районе Мокотов, где пытки продолжились [865].

Двенадцатого мая прокурор предъявил Витольду обвинение в государственной измене. Витольд пытался пойти на сделку со следствием и предлагал свои донесения и мемуары в обмен на безопасность своей семьи. В отчаянии Витольд написал чистосердечное признание в стихотворной форме и направил его Ружаньскому. Витольд сравнил себя с больным чумой, который бредет по городу и заражает каждого встречного.

«Я обращаюсь с этой мольбой / только для того, чтобы меня наказали / по всей строгости закона, / потому что даже если я потеряю жизнь, / я предпочту смерть жизни с такой раной в сердце» [866].

Шли дни, день сменялся ночью, боль уходила, и оставалась лишь память о боли. За шесть месяцев — с мая по ноябрь 1947 года — Витольда допрашивали более ста пятидесяти раз. Он говорил правду, он лгал, он говорил то, что, как ему казалось, от него хотели услышать. В конце концов он подписал все, что ему сказали подписать, и его вернули в камеру.

Фотография Витольда, сделанная после ареста. Май 1947 года.

Предоставлено семьей Пилецких

Больше его не допрашивали. Иногда он слышал крики, доносившиеся из какой-то камеры. После Рождества его вывели из тюрьмы и в качестве свидетеля доставили в суд. Процесс проходил над священником, с которым Витольд когда-то работал. В зале суда Витольд стоял, опустив голову, — вероятно, у него были сломаны обе ключицы; руки висели по бокам. Он произнес несколько слов, и его отправили обратно в камеру [867].

В феврале 1948 года против Витольда и семи его товарищей, в том числе Марии Шелонговской, Тадеуша Плужаньского и Макария Щерадзкого, были выдвинуты официальные обвинения. Судебное заседание назначили на 3 марта. Государство предоставило Витольду адвоката, который отнесся к нему по-доброму и согласился связаться с его семьей. У Витольда не было права на свидания, но адвокат сказал, что его жена Мария может присутствовать на открытых судебных заседаниях и разговаривать с ним до начала слушаний.

Дело Витольда должно было стать одним из первых в стране показательных процессов, выстроенных по советской модели. Польские коммунисты хотели продемонстрировать свою силу. Правительственные газеты пестрели заголовками, в которых Витольда называли главой «банды Андерса» и наймитом западных империалистов. «Предатели угрожают обществу и нашей замечательной молодежи», — говорил диктор государственной радиостанции [868].

Витольду разрешили побриться и помыться перед судом. Судебное заседание власти намеревались записать на пленку и транслировать по радио. Витольда под усиленной охраной полиции доставили в районный военный суд на улице Кошикова. Витольд был в черном костюме и галстуке. Зал суда был переполнен. Витольд сел на деревянную скамью рядом с другими обвиняемыми и увидел в зале Марию и Элеонору.

Прокурор Чеслав Лапиньский, бывший офицер подполья, зачитал список выдвинутых против Витольда обвинений: измена родине, заговор с целью убийства должностных лиц Управления безопасности, неявка в органы власти для регистрации, использование фальшивых документов и незаконное владение огнестрельным оружием. Витольд равнодушно смотрел вперед. Каждое из этих обвинений грозило серьезным тюремным сроком, измена родине каралась смертной казнью. Судья вызвал Витольда за трибуну, чтобы тот ответил на обвинения. Низким, едва слышным голосом Витольд признался, что прятал оружие и использовал поддельные документы. Однако он отрицал, что работал на иностранное государство и что планировал убийство сотрудников службы государственной безопасности. Во время перерыва Марии и Элеоноре разрешили ненадолго подойти к нему. Элеонора спросила, чем они могут ему помочь [869].

Камера Витольда в Мокотовской тюрьме

— Аушвиц был детской игрой по сравнению с этим, — произнес Витольд. — Я очень устал. Я хочу быстрого приговора [870].

Суд продолжался еще неделю. Лапиньский зачитывал вслух подписанные Витольдом признательные показания. В заключительный день судебного процесса Витольду было предоставлено последнее слово. Он медленно встал, пряча свои изувеченные руки, чтобы их не увидели его близкие — Мария и Элеонора. Его адвокат обычно советовал клиентам просить прощения у суда. Витольд отказался. «Я пытался жить так, чтобы в последний час испытать счастье, а не страх. Я счастлив, потому что знаю: моя борьба того стоила», — завершил свою речь Витольд. Он подчеркнул, что был польским офицером, выполнявшим приказы вышестоящих командиров [871].

Четыре дня спустя Витольда приговорили к смертной казни. Его адвокат подал апелляцию и заверил Марию, что смягчить наказание до пожизненного срока возможно, если им удастся повлиять на руководство страны. Через десять дней апелляция была отклонена. Товарищи Витольда по Аушвицу подписали петицию на имя премьер-министра Польши Юзефа Циранкевича, тоже бывшего заключенного. Они ссылались на выдающиеся заслуги Витольда и его патриотизм. Циранкевич остался непреклонен, а человека, который инициировал написание петиции, Виктора Снегуцкого, уволили с работы [872].

Мария тоже написала обращение к президенту Болеславу Беруту с просьбой от имени своих детей помиловать Витольда: «Мы давно живем в надежде на спокойную жизнь вместе с ним, — умоляла она. — Мы не только любим его, но и восхищаемся им. Он любит Польшу, и эта любовь затмила все остальное» [873].

Витольд на скамье подсудимых. Март 1948 года.

Предоставлено Национальным цифровым архивом Польши

Берут оставил приговор в силе. Двадцать пятого мая через час после захода солнца за Витольдом пришли. Тюремные надзиратели зачитали вслух приговор, взяли Витольда под руки и вывели на улицу. Утром пролился дождь, но облака уже рассеялись, и на западе небо было еще светлым. Когда Витольд и его конвоиры приблизились к небольшому, слабо освещенному одноэтажному зданию, Витольд настоял на том, чтобы идти без посторонней помощи.