Стэн Тэлчин - Найти истину...

На этом наш разговор окончился, и мы пошли спать. Этель казалась какой-то одеревенелой и только молча качала головой. Выключив свет, я попытался заснуть, но сон не шел, и мы оба только ворочались в постели.

– Что же нам теперь делать? – наконец спросила Этель.

– Думаю, что попробую сделать, как советует Джуди.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, она хочет, чтобы я прочитал Библию. Хорошо! Вот это я и сделаю! А когда прочитаю, то докажу ей, что она заблуждается. Могу поспорить, что именно этого она и хочет от меня.

– Ну не знаю! – вздохнула Этель. – Что-то уж больно она самоуверенна!

– Это все только внешне!

На какое-то время мы замолчали.

– Стэн...

– Что, дорогая?

– По-моему, Джуди очень хорошо выглядит, а?

– Да...

– Как ты думаешь, может эта радость и этот внутренний пыл, потому что в ней появилась новая вера?

– Да кто его знает! – раздраженно ответил я. – Она кажется счастливой, потому что у нее появились новые друзья. Но это скоро пройдет. Она прежде всего еврейка, а это меняет все. Все это «счастье» среди христиан скоро пройдет!

– Наверное, ты прав!

Я знал, что я прав. Скорее бы начать читать Библию, чтобы всем это доказать!

Почему я так расстроился? Потому что знаю всю историю своей семьи!

Мои отец и мать вышли из еврейского местечка в России, которое называлось Штуллен. Моим родителям выпало на долю узнать все трудности, через которые прошла семья Тевье-молочника из фильма «Скрипач на крыше» [3] . «Скрипач на крыше» – очень популярный мюзикл по Шолом-Алейхему, получивший награду. Впоследствии по этому мюзиклу был сделан фильм. И пьеса и фильм пользовались международным успехом. В пьесе рассказывается об одной еврейской семье, живущей в «гетто» в России конца девятнадцатого века и о трудностях, выпавших на ее долю из-за антисемитизма. Фильм известен великолепной музыкой, что принесло ему успех, а также своими острыми вопросами, т.е. как можно сохранить в семье любовь, несмотря на преследования и важные события жизни. ), и даже более того... Ужас перед погромами, злобные нападения на еврейское население – все это вложило вечный страх в сердца евреев, и перебороть этот страх было невозможно. Люди, совершающие все эти нападения на евреев, именовались «христианами». Поэтому всех неевреев мы автоматически считали христианами.

Отец мой приехал в Соединенные Штаты в 1904 году вместе со своим отцом и несколькими братьями, даже не зная, что в то время, когда он уезжал из России, моя мать уже была беременной. Через два года им удалось скопить достаточно денег, чтобы и те члены семьи, которые остались в России, смогли приехать в Америку. Тогда-то мой отец и увидел впервые своего сына. По-еврейски его звали Зелиг Гирш, по-английски же – Чарльз.

Родители поселились в районе Ист-Сайда в Нью-Йорке, где папа работал портным, точно как герой «Скрипача». Выучить английский для них было неимоверной проблемой, как и привыкнуть к американскому образу жизни, но шли годы, и мало-помалу все устроилось.

Шли годы, рождались дети. Сначала Джо, потом Франсис, потом Сэм. Десять лет затишья, а потом родилась Доррис. Через два года на удивление всем пришел в этот мир и я.

Я смутно помню те первые годы своей жизни, однако, хорошо запомнил, как меня впервые обозвали «Христоубийцей». В ту пору мне было лет пять-шесть. Плача, я прибежал домой не потому, что понимал значение слова «Христоубийца», а потому что испугался той ненависти, которая звучала в голосе обзывавших меня детей.

Уже позже, когда мне исполнилось восемь лет, в одно июльское воскресенье, одетый лишь в шорты и кеды, я играл в мяч на школьном дворе. Когда я собрался пойти домой, чтобы пообедать, на улице я наткнулся на одну хмурого вида женщину. Она шла прямо на меня, не сворачивая с дороги. Правой рукой она с размаху ударила меня в грудь так, что я упал. «Прочь с дороги, жиденок!» – закричала она, узнав во мне еврея.

Помню тот гнев, ту злобную ненависть, которых я в то время еще не понимал. И я заплакал. Побежал домой к маме, и мама, успокаивая меня, вытирала мне слезы. Тогда впервые она мне стала рассказывать о том, что значит расти в гетто и о ненависти, которую питали к евреям неевреи.

В последующие годы я узнал о Крестовых походах, в ходе которых крестоносцы гнали евреев с крестом в одной руке и с мечом в другой. Убийства, насилия и грабежи происходили под эгидой «Христианства».

Потом я узнал и о годах Инквизиции в Испании, начиная с 1492 года, когда отказ принять христианство стоил евреям жизни. Очевидно, крылатым выражением в то время было: «хороший еврей – это крещеный или мертвый еврей». Узнал я и о маранах. Мараны – это испанские евреи, которые открыто принимали католицизм ради спасения своей жизни и жизни своей семьи. Но втайне, дома, они сохраняли свое еврейство и продолжали учить своих детей еврейским обычаям.

Между тем наша семья переехала из ист-сайдского гетто в уильямзбургское гетто и, наконец, в гетто в бруклинском районе Нью-Йорка – Боро Парк, где сорок процентов населения составляли евреи, сорок – католики и двадцать – все остальные. Однако мои лучшие друзья были евреями. Помнится, мы участвовали в уличных драках, когда банды с 37-ой улицы или с 8-ой Авеню грозились избить евреев и заходили на нашу территорию в районе 43-ей улицы. Мы жили в квартале, где в ряд стояли многоэтажные дома со сдающимися в них квартирами. В нашем квартале жили сотни ребят. Моими закадычными дружками были Большой Хай, Маленький Хай, Сид и Эл. Родители у всех нас были выходцами или из России, или из Польши, поэтому мы и тянулись друг к другу, питая друг к Другу взаимное уважение.

Что мне больше всего запомнилось из наших уличных драк – это то, что неважно насколько я терпеть не мог какого-нибудь там Бенни или Сола из соседнего дома, но мы всегда забывали о наших распрях и, объединившись, рука об руку шли на нашего общего врага – «гоев». [4] . Гой (гойим) – презрительное название для неевреев, неиудеев.

Я был евреем, потому что им родился. Насколько мне было известно, невозможно было стать евреем, если ты им не родился, но и невозможно было перестать им быть, если ты родился евреем.

И со стороны отца и матери все мои родственники были ортодоксальными евреями. Еще когда они жили в России, вся их жизнь переплеталась с жизнью всего гетто, религиозного образования и синагоги. Однако в Америке все было по-другому. Для нас иудаизм был формальной частью еврейской религиозности. Об этом редко говорили, да и вообще не упоминали. И я и мои братья прошли обряд подготовки к Бар Мицве, [5] . Бар Мицва - церемония посвящения, во время которой еврейский мальчик, достигший 13-летнего возраста, становится «бар-мицвой», т. е. «сыном закона», и начинает нести личную ответственность за соблюдение Божьего Закона во всей полноте. Этот возраст знаменует собой переход из «детства в период взрослой жизни» и широко празднуется еврейской семьей. Во время Шаббата, т.е. с вечера в пятницу до вечера в субботу, на религиозной службе в синагоге мальчик становится «бар-мицвой». Ожидается, что он будет стоять перед всей конгрегацией верующих данной синагоги и читать отрывки из Свитков Торы, самостоятельно проводя службу, как могут ее проводить взрослые мужчины в синагоге. и всему, что с ним связано. Ничего не оставалось делать, как просто «быть» евреем.