Валентин Рушкис - Высокий счет

— Ты понимаешь, что говоришь? Это же наш труд, гордость! Соревновались, кто быстрее забетонирует, а теперь — кто скорее сломает?

— Значит, надо, Леня. Думал же кто-то!

— Плохо думали. Надо идти в народный контроль! Да за такие вещи…

Месяц назад фундаменты под автоматические линии понадобились срочно, и тогда не только строители принялись за них, но и монтажники, в том числе и бригада Тугрова, членом которой был Леонид. Когда их бригада опережала соседние, Ленька гордо рассказывал об этом своей Тоне: вот, мол, мы какие! На самом ответственном участке вперед вырвались!

Потом почти месяц бетон твердел, его поливали, укрывали, действовали во всем в соответствии с инструкциями, и серый камень становился все тверже, все прочнее срастался со стальной арматурой. Теперь, когда фундаменты стали массивными монолитами, чтобы разбить их, пришлось взяться за отбойные молотки. Гул стоял в ушах, и руки с непривычки болели.

Но что там руки! Еще сильнее у Леонида болела душа. Так ничего толком и не выяснив, он едва доработал до конца смены и помчался в партком, к Суворову. Хотя там шло какое-то совещание, Бойцов, взъерошенный и бледный от волнения, ворвался в кабинет, и все смолкли, повернулись к нему.

— Нас заставили ломать фундаменты, — срывающимся голосом выкрикнул Бойцов. — Бетонировали, соревновались, теперь соревнуемся, кто скорее сломает! Если мы все начнем…

— Стоп, стоп, стоп, — перебил его Суворов, — в этом мы уже разбирались.

А незнакомый Лене плотный мужчина, сидевший у стола и обернувшийся было к двери, добавил:

— Дирекция выдала нам наряд-заказ. Подписал сам Строев. Все в порядке. Будем продолжать, товарищи.

И никто больше не стал интересоваться Леонидом, все спокойно занялись своим делом, словно завороженные словами: «Подписал сам Строев». Недовольный всем белым светом, Бойцов под дождем прибрел домой, но и там поделиться горестями оказалось не с кем: Тони не было, уж такой выдался день!

Только около полуночи залаяла и сразу смолкла приблудыш Негри, раздался какой-то стук… Но вошла не Тоня, а Марика. Увидев ее, изумленный Леонид чуть не воскликнул: «Ты?..» Но удержался, просто сказал:

— Здравствуй.

Марика сняла косынку и тряхнула головой. По ее блестящему плащу стекали капли. И плащ, и мокрое лицо Марики в ореоле светлых волос, отражая лучи стоваттной лампочки, как будто сами светились. «Все-таки она очень славная!» — подумал Леня. И сказал:

— Раздевайся. Давай я помогу.

Он осторожно расстегнул мокрые пуговицы ее плаща, воду с него стряхнул за порог, в темноту. Усадив Марику на единственную табуретку, сам опустился у ее ног на краешек низенькой самодельной тахты.

На столе, рядом с приемником, алела раскаленная спираль электроплитки, погруженная в нечто керамико-асбестовое. «Фантазер», — подумала Марика. В будочке было тесно, тепло и уютно.

— А Тони все еще нет, где-то задержалась, — сказал Леня.

— Да, я потому и пришла к тебе, — объяснила Марика.

Он взглянул на нее удивленно, но очень спокойно, и Марика огорчилась: ну все-таки мог бы хоть вообразить, будто она пришла к нему именно потому, что Тоня задержалась. Правда, ей и самой раньше не приходило в голову, что ее приход можно истолковать так…

Сейчас это пришло ей в голову, и она смутилась, раздосадованная, недовольная собой, повторила:

— Я потому и пришла, Леня.

— Что случилось?

— Не беспокойся, я пришла, чтобы ты не беспокоился. Врачи сказали, что ничего страшного нет, совсем пустяки, ее оставили в больнице только на всякий случай. Тоня неудачно спрыгнула с лесов.

— Что ж ты не сказала сразу? Где она? — вскочил Леонид.

— Здесь, в Портпоселке. Я с ней ездила, дождалась ответа.

— Сейчас я к ней сбегаю.

Марика согласно кивнула головой. Бежать в больницу было совершенно нелепо, с Тоней не произошло ничего страшного, а дождь льет, не переставая. Скоро полночь, Леня помешает дежурной медсестре дремать за своим столиком, и она отчитает позднего посетителя. Но и оставаться здесь Леня не мог, он должен был что-то делать, раз Тоня в больнице. Это Марика тоже понимала.

Они вышли.

— Сильный дождь, — сказал Леня.

Они остановились под сосной, на сухом пятачке у ствола. Сосна роняла на них тяжелые капли, и они перебежали под соседнюю. Марике было холодно рядом с Леонидом, поглощенным заботой о Тоне. Она сказала:

— Пойдем? Хотя ты промокнешь.

— Ничего, пойдем.

Они дошли до больницы, и Марика дожидалась на крыльце, под навесом, пока дежурная медсестра сварливо отчитывала Леню за то, что он беспокоит людей по ночам, хотя единственная опасность заключается в том, чтобы его беременная супруга не вздумала в следующий раз прыгать откуда-нибудь повыше.

Только теперь, успокоенный, Леонид потеплел:

— Марика, и ты ради нас шла ночью, под дождем, в лес?..

— Ничего особенного. Ведь вы с Тоней все время ходите.

— Спасибо, Марика. Как же теперь быть? Автобусов уже нет, на попутку надежды мало.

— Подождем все-таки…

О том, как она доберется до общежития, Марика раньше не подумала. Они были такими хорошими, настоящими друзьями, что она могла бы заночевать и в бойцовской будочке. Но теперь об этом не могло быть и речи.

— Беги домой, Леня. Я доберусь.

— Что ты! Давай подождем попутки.

Она готова была идти в Автоград пешком. Лесной дорогой, вдоль берега, часа два ходу. Ну, ночью, под дождем, дольше, но не больше трех. Так ей и надо, если не умеет думать вовремя.

Но Леня довел ее до поворота, где принято было останавливать попутные машины. Придорожный тополь кое-как прикрыл их от дождя, и теперь, больше не беспокоясь о Тоне, Леонид заметил, что Марика дрожит от холода. Он обнял ее — и сразу начал рассказывать о том, какой страшный приказ отдал Строев:

— Что же он делает, Марика? Мы считаем дни до пуска завода, а он? Единым росчерком пера убить самое дорогое — веру в необходимость и срочность нашего труда, хладнокровно прикрыть чужое, а может быть, и свое головотяпство! И еще бегает по лесу! Ах, Марика, какой ужасный день у меня сегодня!

Даже не замечая, как крепко он обнимает Марику, Леонид твердил о своих фундаментах, пока вдали не сверкнули фары машины. Лучи, отраженные мокрым асфальтом, ширились и росли, и Марика подняла руку. Скрипнули тормоза.

— Может, и меня до пляжа подбросишь? — спросил Леня шофера.

— Садись, пока автоинспектор спит, — отозвался тот.

Несколько минут им было до смешного мокро и тесно. Потом Леня крепко пожал Марике руку и шепнул:

— Спасибо тебе! — И погромче шоферу: — Тормозни, друг, я доехал.

— Купаться пойдешь?

— Живу здесь. Доброго пути!

Машина мчалась новой дорогой, распоровшей приволжский бор, минуя темные здания пионерлагерей и здравниц. Лихо проскочила низину, с ходу взяла подъем среди опоясавшей бор чахлой дубравы и вырвалась в степь, посреди которой и сейчас, ночью, светились кое-где окна нового, автозаводского района Тольятти.