Валерий Солдатенко - Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Между строками явно прочитывается мысль: Наркомат просвещения республики во главе с руководителем готовы были признать, что общие претензии и критика ЦК ВКП(б), ЦК КП(б)У относительно украинизации небезосновательны, оправданны, что для исправления ситуации в звене, где возник угрожающий прорыв, они готовы напрячь все силы. Чтобы показать «созвучность» своих настроений и деятельности общепартийным подходам, Н. А. Скрыпник не останавливался перед употреблением довольно-таки «крутых» эпитетов, когда речь доходила до формулирования критических упреков в адрес наркомата и самокритичных признаний-требований. «…В нашей системе, – утверждал Николай Алексеевич, – есть отдельные гнилые явления, вырастают попытки национализма, и это тогда, когда вопрос борьбы с национализмом на очереди повестки дня поставлен жестокой кулацкой борьбой, которая довела до срыва план хлебозаготовок. В этих условиях такие явления приобретают иное значение, значение политическое… Когда мы констатируем, что у нас в нашей системе в отдельных местах и именно по боевой линии кулак протаскивает ненависть националистическую, случается позорный прорыв и проявляется принудительная украинизация националистическая, петлюровская, в таком случае должны поставить себе задачу проверки, приходится констатировать, что наше руководство в районах, в городах здесь обанкротилось, а мы не способны оказались проверить их. Перед областными отделами наробразования надо поставить во всю высоту этот вопрос. Надо ставить этот вопрос перед сектором соцвоспа (соцвоспитания. – В. С.), за это должен отвечать Наркомос в целом и в том числе и я. Мало того, что я давал указания, мало того, что организовал и проводил контроль через своих заместителей, необходимо было проверить – проверить и выявить» [560] Скрипник М. Нариси підсумків. Українізація та обслуговування культурних потреб нацменшостей УСРР, зокрема російської. Промова на засіданні НКО УСРР з 14.11.1933 р. С. 31. .

Кажется, здесь докладчик сознательно «перегибает палку», «подыгрывает» конъюнктуре, играет «в поддавки» – инициаторы очередной идеологической кампании могут радоваться своему изобретению. Однако все понимают: возглавляемое Николаем Алексеевичем ведомство задолго до внешнего вмешательства начало эффективное преодоление диспропорций, разрешение возникавших проблем. Приводя многочисленные выдержки из своих работ предыдущих лет, нарком просвещения лишний раз доказывал – понимание проблемы и работа над ней – объект давней и усиленной заботы руководителей украинизации [561] Там же. С. 19–26. . Итак, по большому счету, беспокойств и в этом вопросе возникать ни у кого не должно. Как бы оттеняя, подчеркивая эту мысль, Николай Алексеевич заметил: «Если бы было у нас 48,0 % обучения русских детей на русском языке, а остальные более половины русских детей учились бы на украинском языке, то нас надо было бы расстрелять, кого политически, а кого и физически» [562] Там же. С. 13–14. . Однако те, на кого был рассчитан психологический эффект, с эмоциями не особенно считались. Как, впрочем, и с логикой…

Вообще же, и доклад, и брошюра Н. А. Скрыпника свидетельствовали о том, что в его настроениях, поведении что-то случилось, состоялся душевный надлом. При всей своей внешней жесткости, уверенности легко улавливается общий оправдательный тон, оправдательная направленность выступления. Появились даже элементы, в возможность использования которых Николаем Алексеевичем еще совсем недавно нельзя было поверить, а сам он определенно осудил бы подобное поведение кого бы то ни было. Так, самокритично признавая свои ошибки, нарком жаловался на то, что большую часть времени находился в разъездах (в командировках), а его директивы не всегда выполнялись заместителями, аппаратом наркомата. При этом приводились конкретные случаи и имена [563] См.: Там же. С. 18–19, 27. , что, возможно, на аппаратном совещании и уместно, однако выглядит как маломотивированная публичная попытка перекладывания вины на подчиненных, стремление защититься за счет измены ближнему. Вряд ли кто мог отнестись к таким шагам с одобрением, пониманием.

А инициаторам антискрыпниковской кампании «не нравилась» брошюра в целом – все ее содержание, сам факт ее появления, перспективы знакомства с ней читателей. Поэтому и стремились успеть не допустить выпуска, распространения нежелательного документа.

Вообще, становилось очевидным, что творческому человеку, плодотворному автору Николаю Скрыпнику элементарно «перекрывали кислород». И он все более чувствовал, что задыхается. Так, еще в течение 1929 г. под его именем вышло 72 публикации, в том числе первая часть второго тома его «Статей и речей», посвященных национальному вопросу.

В 1930 г. количество публикаций равнялось 68. Тогда вышли первый том «Статей и речей» – «Пролетарская революция на Украине», первая часть четвертого тома – «Вопросы социалистического образования» и том пятый – «Литература и искусство».

1931 г. ознаменовался выпуском 47 опубликованных работ. Вышла, в частности, вторая часть второго тома «Статей и речей» – «Национальный вопрос».

За 1932 г. насчитывается всего 18 позиций скрыпниковских публикаций. А в 1933 – и вовсе только 2.

Третий том «Статей и речей» так никогда и не появился.

Чиновники же неуклонно продолжали свою линию на изоляцию, дискредитацию видного партийно-советского деятеля.

31 марта 1933 г. новым специальным решением Политбюро ЦК КП(б)У была осуждена еще одна брошюра – на этот раз о Н. А. Скрыпнике: «О брошюре Г. Овчарова “Николай Скрыпник и советская литература”».

Документ короткий: «1. Признать, что брошюра т. Овчарова имеет совсем недопустимый характер, что выпуск ее направлен против указаний ЦК ВКП(б) об ошибках, допущенных по линии национальной политики, что эта брошюра затрудняет разъяснение допущенных ошибок.

2. Тов. Овчарова с работы в Госплане снять и просить ЦКК привлечь его к партответственности» [564] Цит. по: Пиріг Р., Шаповал Ю. Указ. соч. С. 81. .

Г. Ф. Овчаров работал помощником Н. А. Скрыпника, участвовал в подготовке к печати работ наркома. В частности, он был литературным редактором упомянутой последней брошюры Николая Алексеевича. А за два дня до того, как она была подписана в печать, ту же стадию прошла и брошюра самого Овчарова «Николай Скрыпник и советская литература». Она представляла собой почти стостраничный труд, дополненный небольшой рецензией на книгу Скрыпника «Переиначивания (изменения, на украинском языке – «перезнаки». – В. С.) творческих поприщ “Реконструктивные линии в литературе, музыке, изобразительном искусстве”» (Харьков, 1930) [565] Овчаров Г. Микола Скрипник і радянська література. Харків, 1933. С. 103. . Очевидно, брошюра Овчарова появилась примерно в одно время с трудом Скрыпника «Очерки итогов» и тоже вызвала крайне негативную реакцию руководства.