Валерий Солдатенко - Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Перед нами очередная попытка оценивать историческую фигуру, очень неординарную личность банальными мерками, применимыми к рядовым политикам, да еще и с далеко небезупречными качествами. Николай Скрыпник совсем таким не был. Он даже отдаленно не напоминал их. Потому что он был именно Скрыпником, неповторимым, единственным в своем роде. Для него было бы неприемлемым идти чужим для его внутренних убеждений путем. Тем более не способен он был на какое-то сомнительное политиканство, да еще и мотивом которого являлось примитивное властолюбие. В данном случае Николаю Алексеевичу «приписывают» качества, которые были просто несовместимы с его натурой. Кто-то может удивляться подобной непрактичности, отсутствию элементарного прагматизма, может сомневаться в искренности устремлений революционного романтика – но это скорее свидетельствует об уровне и моральности его «судей», а не уровне «подсудимого».

…Очевидно, Н. А. Скрыпнику нелегко было заниматься ежедневной наркомовской работой, которая в одной из своих функций сводилась к координации деятельности различных литературных групп, объединений, которые росли, подобно грибам после дождя, спешили занять свое «место под солнцем» и требовали к себе внимания и поддержки.

Коммунистический нарком украинской республики превыше всего ставил заботу о новой, пролетарской, литературе (он это постоянно подчеркивал, и нет оснований сомневаться в его искренности), проявлял по-настоящему «родительскую» заботу о художественных талантах, чутко относился к молодым росткам нового, необычного, всего, в чем чувствовался хотя бы отдаленный намек на дарования. Он не хотел проглядеть чего-либо животворного, рационального, упустить возможность направить хоть один ручеек, пробивающийся из чистого источника, в широкое русло национальной литературы. По опыту пережитого он проявлял исключительную терпимость,

снисходительность к юношеским «шалостям» только рождающихся литературных личностей, потому что верил: если и не все в конце концов принесет желаемые плоды (жестокая жизнь многое сама отсеет), то следует делать все от него, Скрыпника, зависящее, чтобы создать условия для развития, расцвета родной литературы в различных ее проявлениях.

«Каждая литературная школа, каждая литературная группа, – говорил руководитель культурного строительства, – начиная борьбу за новые формы и новые стили, всегда, разумеется, преувеличивает свои силы и считает свой стиль, свои литературные корни за первейший и самый главный центр вселенной. Это понятно. Не стоит ни гроша тот писатель, сам не оценивающий вес и значение для общества того, что он сам считает самым ценным. Что наши литературные силы и группы допускают такие преувеличения, это вещь совершенно понятная» [418] Скрипник М. Статті й промови. Т. ІІ. Ч. 1. С. 127. .

И поскольку от его позиции, его подписи, его «благословения» во многом тогда зависело быть или не быть той или иной группе, открыть ей путь к дальнейшему дерзанию или создать препятствия (а была возможность сделать их и непреодолимыми), Николай Скрыпник пользовался предоставленными ему правами очень и очень осмотрительно, деликатно. Характерно в этом смысле отношение наркома к литературной группе «Авангард» во главе с Валерианом Полищуком. Громко задекларировав себя группой «конструктивного динамизма» или «спирализма» (от слова спираль – бесконечно вьющейся линии совершенствования искусства), но не имея сколько-нибудь ясной программы, «Авангард» был без бюрократических проволочек утвержден постановлением Наркомата просвещения 5 марта 1928 г. с обещанием помощи, в том числе в издании произведений [419] См.: Кошелівець І. Указ. соч. С. 196–197; ЦГАВО Украины. Ф. 166. Оп. 7. Д. 240. Л. 84. .

По поводу готовящегося тогда решения Николай Алексеевич нашел нужным дать специальное объяснение в ходе литературного диспута в доме имени В. Блакитного 18–21 февраля 1928 г.: «Есть одна небольшая группа, добывающая себе права на существование, – группа Авангард. Многие и многие отказывают даже самому существованию этой группы, заявляют, что такой группы не существует. Но, уважаемые товарищи, так было и с украинским народом: ему отказывали в существовании, а он все-таки существует (смех). Опять же я относительно художественного направления не весьма большой сторонник конструктивистского динамизма, по признаку которого

объединяется художественная группа Авангард; но эта группа объединяется по художественному признаку под флагом, на котором написаны художественные лозунги художественного охвата жизни, художественного понимания жизненного процесса. Поэтому, я думаю, на территории советской земли, под нашим пролетарским солнцем найдется место, где эта группа самоопределится художественно и своим существованием заставит определиться также и других. Меньше насмешек над художественным признаком и больше эстетической художественной критики ее. Этот лозунг должен быть, по моему мнению, повседневным лозунгом нашей художественной жизни» [420] Скрипник М. Статті й промови. Т. V. С. 10–11. .

В одном этом абзаце сконцентрировано сразу несколько самых принципиальных моментов, в сумме отчетливо определяющих позицию ответственного партийно-советского деятеля.

Во-первых, бесперспективный, напрасный труд бороться против того животворного, что, вопреки любым запретам, все равно пробьет себе дорогу, неизбежно восторжествует. В другой транскрипции можно было бы сказать и сильнее – о необходимости решительной, всемерной поддержки этого же живого, животворного. Однако это уже, наверное, больше из области политической стилистики. А по сути – сравнение украинского литературного процесса во всем его разнообразии с непобедимостью украинского народа – это акцент на приоритете, на который в 1928 году решился бы далеко не каждый политик скрыпниковского ранга (и, собственно, никто больше так и не решился).

Во-вторых, мудрый политик заявил себя как сторонник честных, открытых соревнований творческих направлений, коллективов, школ. В ходе публичной полемики, поисков выкристаллизовывалась истина, обеспечивался художественно-творческий прогресс.

И, в-третьих, нарком от имени пролетарского государства недвусмысленно формулирует лозунг повседневной художественной жизни – невмешательство в эстетически-художественный процесс, дистанцирование политики от творчества. Это, по сути, призыв к свободе поиска, творчества. В то же время опытный руководитель предпочел бы, чтобы соревнования направлений не выливались в жестокую борьбу на дискредитацию, на вытеснение, уничтожение соперников. Он даже считал, что его наркомат должен за этим пристально следить.