Валентина Краскова - Серые кардиналы Кремля

Как говорится, свято место пусто не бывает. Один любимец навсегда лишился расположения императрицы, а второй тут же получил от нее письмо совершенно иного содержания и начал собираться из армии в Петербург. Он прибыл в столицу в январе 1774 года и уже через 2–3 месяца стал могущественным человеком, за которым раболепно ухаживали люди, незадолго до этого отзывавшиеся о нем как о выскочке.

За небольшой срок на нового счастливца обрушился целый поток необычайных милостей. Кажется, ни один из известных истории повелителей не расплачивался так щедро и так роскошно за оказанные услуги, как это делала Екатерина II. Уже 1 марта 1774 года она сообщила о назначении своего друга Григория Потемкина генерал-адъютантом. В том же году, несколькими месяцами позже, он был уже генерал-аншефом, вице-президентом военной коллегии и кавалером ордена Святого Андрея Первозванного. В 1775 году, во время празднования Кучук-Кайнарджийского мира, он был возведен в графское достоинство, а в марте 1776 года, по усердной просьбе своей покровительницы, пожалован в княжеское достоинство Священной Римской Империи с титулом «светлейшего князя». Иностранные государи стремились выказать ему свое благоволение, награждая высшими знаками отличия. Один лишь Георг III, представитель «Гордого Альбиона», не пожелал дать Потемкину орден Подвязки.

За два года Григорий получил от Екатерины 37 тыс. душ крестьян и 9 млн рублей деньгами. Он мог брать деньги из казны когда хотел и без всяких формальностей. Записки с требуемой суммой он посылал обычно на клочках бумаги, иногда не подписывая даже своей фамилии. Как-то раз князь Вяземский получил такую бумажку с требованием 10 тыс. рублей и, возмущенный подобной наглостью, рассказал об этом случае императрице. Та осталась недовольной: «Значит нужно! и можно было бы отпустить, не спрашивая у меня».

«Если принять что любимцы Екатерины получили от щедрот ея 92 800000 рублей, — пишет В. Андреев, — …то Потемкин получил больше половины этой суммы, именно 50 млн рублей». Однако, несмотря на такое богатство, князь Таврический иногда не платил по счетам. После его смерти оказалось, что, ворочавший миллионами при жизни, фаворит задолжал петербургским извозчикам 19 тыс. рублей, а цветочникам — 38 тыс. рублей.

На его прихоти тратились громадные суммы. Курьеры метались по всей России, чтобы доставить все необходимое «светлейшему» по первому его требованию. Икру привозили с Урала, рыбу — из Астрахани, в Нижний посылали за огурцами, а в Калугу — за тестом. Если Потемкин желал наблюдать за игрой на бильярде, то для него отовсюду отыскивали лучших игроков; если он хотел разнообразить свой скучный быт игрой в шахматы, то специально для этого из Тулы выписывали игрока, который разъезжал с ним повсюду. С Кавказа в Яссы к нему доставляли офицеров братьев Кузминых только для того, чтобы те проплясали по-цыгански по желанию княгини Долгорукой. Из Москвы под Очаков вызвали некоего Спечинского, о котором Потемкин слышал, будто бы тот может наизусть читать святцы. Любопытство князя было удовлетворено, и умелец снова отправился домой.

Потемкин никогда не хранил верности своей покровительнице. У него были десятки романов с женщинами всевозможных рангов и наций. Его сладострастие, переходившее всякие границы и не щадившее близких родственных уз (одно время он состоял в любовных взаимоотношениях со своими племянницами, урожденными девицами Энгельгардт, а впоследствии — графиней Александрой Браницкой и княгиней Варварой Голицыной), выделялось даже среди нравов того развратного общества, в котором он жил. Недаром в одной брошюре современного ему автора Потемкин был назван «Князем Тьмы».

Иногда на «светлейшего» находила апатия. В такие моменты он мог — нечесаный и босоногий — валяться целыми днями на диване и грызть ногти. Однажды ему даже пришла в голову мысль податься в монахи.

Вообще наклонность к религиозным, прениям была очень сильно развита в Потемкине. Но, как и в остальных вопросах, так и в этом, он выказывал противоречивость своей натуры. Современники замечали, что о духовных предметах он чаще говорил с генералами, а с высшим духовенством — о войне и о военных делах. Он любил заводить споры со старообрядцами, и многие из них имели доступ к фавориту императрицы. Благодаря Потемкину старообрядцы получили некоторые гражданские права, в которых им прежде было отказано. Вместе с Румянцевым он был основателем единоверия в России: старообрядцы стали сближаться с последователями никоновских реформ. Потемкин был поборником веротерпимости в самом широком смысле этого слова. Папа Пий VI благодарил его буллой за покровительство католикам.

Планы и мечты фаворита вполне соответствовали планам и мечтам самой Екатерины. Если вначале она считала его своим учеником, то позже не стеснялась называть «учителем». Как политический деятель Потемкин стоял за союз с Австрией и склонил на свою сторону императрицу. За это недовольный подобным решением Румянцев осмелился намекнуть ей: «Свой ум царь в голове». Екатерина рассудила по-своему: «Один ум хорошо, а два лучше», — и продолжала следовать политике своего дальновидного подданного.

Потемкин первым принялся за активное разрешение «восточного» вопроса. Он не только утвердил русское господство на Черном море, но и мечтал о восстановлении греческой империи и изгнании турок из Европы. В 1775 году он счел необходимым лишить независимости запорожских казаков. Генерал Текелли вступил в Сечь и разрушил ее. На присоединенном прибрежье Черного моря были построены Николаев и Херсон. Строительство Херсона унесло около 20 тыс. жизней, но зато на столбе у одной из застав нового города было написано: «дорога в Византию». Потемкин подготовил присоединение Крыма к России; им были основаны Севастополь и Екатеринослав. В Екатеринославе открылась суконная мануфактура, куда было разрешено поступать даже дворянским детям. Город Алешки был построен за шесть месяцев к приезду императрицы во время ее крымского путешествия. По пути на прежних пустынных местах возводились фантастические декорации для обмана зрения.

Потемкин делал все, чтобы возвысить свою покровительницу в глазах мировых держав и сохранить ее благосклонность. Однако и его великолепная карьера неуклонно катилась к закату. В последние дни жизни Потемкин мучился припадками мнительности и хандры. Причиной тому был новый любимец Екатерины — Зубов, который приобретал для нее все большее значение. Этот изящно сложенный, светский и хорошо говоривший по-французски человек был тем не менее очень глуп. Раньше он не мог бы конкурировать с блистательным князем Таврическим. Но теперь 60-летняя Екатерина была уже не та, что в молодые годы, и капризы пожилой женщины позволяли приблизить к себе даже такую бездарную и посредственную личность, как Зубов. Суворов говорил о новом фаворите, что он «тих, благочестив, бесстрастен по природе, точно из унтер-офицеров гвардии; лукав, но не умен». Именно такой, лукавый и необременительный, был нужен Екатерине, вступившей в последнюю полосу своей жизни.