Валентина Краскова - Кремлевские кланы

— Вот что, Клава. Нет у меня времени на ухаживания, и если я тебе нравлюсь — вот моя рука, если нет — погони меня.

— Можно подумать? — смущаясь, спросила она.

— Даю тебе полчаса, — с улыбкой сказал я, — думай.

На следующий день мы с Клавой зарегистрировались, а вечером в ближайшее воскресенье созвали к пяти часам родных, друзей и близких на свадьбу. Но воскресенье, как я уже говорил, ничем не отличалось от будней, и я был в наркомате, надеясь, что к пяти часам вечера освобожусь. Однако во второй половине дня Каганович вызвал меня на совещание. Время уже было пять часов, гости собрались на загородной даче наркомтяжпрома в Томилино и ждали меня.

Надо ли говорить, что чувствовал я на том совещании? Сидел как на горячих угольях. Но приходилось участвовать в обсуждении ряда насущных проблем. Они приковывали меня цепями, не позволяя уйти.

На часах пробило шесть, когда управляющий делами, осмелившись, напомнил Кагановичу о том, что Байбаков женится, что у него свадьба и надо бы его отпустить.

— Да? Хорошо, мы это сделаем, — кивнул Каганович и опять повел разговор о работе.

Совещание закончилось в семь вечера, и лишь к половине восьмого я добрался до дачи. Гости устали, за стол не садились, ожидая приезда жениха. Наконец, всех пригласили к столу, нас поздравили, и мы с невестой расцеловались. Я выпил рюмку водки и сразу же, чего со мной никогда не бывало ни прежде, ни потом зашумело в голове и поплыло в глазах.

— Клав, что-то мне плохо… не могу… пойду прилягу…

— Коля, неудобно, свадьба у нас…

— Ну что ты хочешь, чтобы меня здесь пьяным видели?

Впоследствии мне не раз приходилось пировать на свадьбах своих друзей, а вот о своей свадьбе и вспомнить нечего. Зато с Клавдией Андреевной — моей славной женой мы прожили вместе сорок три года, как сорок три дня.

…В банкетном зале ресторана «Славянский базар» собралось около сорока человек поздравить юбиляра. Седые, согбенные годами ветераны были охвачены сдержанным волнением, когда я рассказывал о М. Г. Чентимирове, которого знаю более 40 лет как энергичного человека, новатора и умелого организатора строительства. Не обошли воспоминаниями и Великую Отечественную.

Сбалансировать народнохозяйственный план — это самый тяжелый вопрос в работе нашего комитета. Разрешение его упирается в отсутствие средств, материальных ресурсов, в несоответствие объема товарооборота покупательной способности населения. Мы еще и еще раз посмотрели и уточнили программу производства, изыскали резервы роста производительности труда во всех отраслях, где это можно сделать. Уточненный проект плана заново обсуждался в отраслевых и сводных отделах. И тут многое зависело от тех специалистов, которые занимались этими проблемами.

Вот, скажем, была у нас начальником подотдела балансов Скородумова Мария Фроловна. Она и хозяйство знала, и запросы потребителей. Знала, где и на что можно рассчитывать. Для министерских работников Скородумова — непререкаемый авторитет. С ней не поспоришь. Или Волосатое Николай Васильевич, начальник подотдела строительных материалов. Онхорошо разбирался в состоянии дел на основных стройках страны. И таких специалистов в то время в Госплане СССР было немало.

В результате коллективных усилий, горячих споров и столкновений с министерствами и ведомствами, мы все-таки добились соотношения, при котором обеспечивалась возможность расширенного воспроизводства.

После доработки проекта плана мы повторно рассмотрели его на заседании коллегии и, утвердив, представили в правительство.

А. Н. Косыгин, знакомясь с уточненным проектом, спрашивал, кто прорабатывал тот или иной раздел, кто из специалистов принимал непосредственное участие в пересмотре конкретной позиции.

Я рассказывал, как и за счет каких ресурсов мы предусматриваем обеспечить темпы роста производительности труда, опережающие темпы роста зарплаты.

— Ну вот видите, Анатолий Георгиевич, — обратился Косыгин к своему помощнику Карпову, — а вы говорили, что в Госплане нет думающих людей.

На бесстрастном лице Алексея Николаевича не было и тени улыбки, лишь в голосе послышались нотки одобрения, когда он проговорил:

— Ну что, Николай, стоило поработать, посоветоваться с людьми — и получился неплохой результат.

А через два дня Брежнев пригласил Косыгина, Подгорного и меня к себе на дачу в охотничье хозяйство в Завидово для обсуждения проекта народнохозяйственного плана.

Обсуждение заняло у нас два дня, и мы ночевали на даче. Надо отметить, что у Леонида Ильича не хватало терпения детально разобраться в проекте плана, и он иногда принимал непродуманные решения, не увязывая их с возможностями государства, интересами тех или иных отраслей. Не любил он также слушать, когда я называл большое число показателей плана. И в тот раз он остановил меня и сказал:

— Николай, ну тебя к черту. Ты забил нам голову своими цифрами, я уже ничего не соображаю. Давай сделаем перерыв и поедем охотиться.

Мы с Брежневым сели в лодки с егерями и поплыли охотиться на уток. Косыгин с Подгорным углубились в лес, сказав, что пойдут на лося, но вернулись ни с чем.

Во время обеда мы рассказывали им о том, сколько каждый из нас подбил уток. Наибольшие трофеи были у Брежнева, как у старого, опытного охотника. После обеда мы продолжали работу над планом и закончили ее на следующий день.

Через несколько дней на заседании Политбюро ЦК партии Брежнев заявил, что «два дня слушал Байбакова, а теперь спать не может», но представленный нами проект народнохозяйственного плана поддержал.

Как правило, Косыгин в пору своей активной деятельности ставил перед министерствами и Госпланом ряд требований, давал разные поручения по дополнительному обоснованию того или иного проекта. Когда же Алексей Николаевич тяжело заболел, исполнять его обязанности было поручено первому заместителю Председателя Совета Министров СССР Н. А. Тихонову. И вскоре стало возникать много нерешенных вопросов. Причиной тому явились как халатность и нераспорядительность аппарата, падение дисциплины сверху донизу во многих отраслях, так и ослабление контроля за выполнением принимаемых решений.

Все эти обстоятельства, как я уже сказал, усугублялись болезнью Косыгина, который несколько месяцев находился в больнице после одного трагического случая. Коротко расскажу о нем.

В выходной день на даче в Архангельском Алексей Николаевич сел в байдарку и поплыл по Москве-реке. Было жарко и солнечно, а он был без головного убора. От солнечного удара он потерял сознание, байдарка перевернулась. Охрана следовала по берегу реки, что осложнило дело: когда его вытащили, то долго не могли откачать. В течение двух суток Алексей Николаевич не приходил в сознание, да и потом затянувшееся на месяцы лечение в больнице не позволяло ему приступить к делам. Выйдя на работу, Косыгин долго еще восстанавливал работоспособность.