Валентина Краскова - Тайны кремлевской любви

«Бажанов, бывший секретарь Сталина, рассказывал, как два секретаря Сталина — он, Бажанов, и Товстуха — разговаривали однажды в коридоре здания Центрального Комитета. Появляется Сталин. Секретари умолкают. «Товстуха, — говорит Сталин после паузы, — моя мать имела козла, который походил на тебя… Он не имел только очков…» Довольный собою, Сталин уходит в свой кабинет».

А вот второй пример:

«Когда я возглавлял правительство, молодой пианист, который получил премию на конкурсе Чайковского, был женат… Не был, а он и сейчас женат. Англичанка, значит. И у них ребенок был. После окончания, после конкурса, они выехали в Англию. Там родители этой англичанки, англичане живут. Мне говорили, что она родом или, значит, родилась в Исландии. Но вот, все-таки англичанка. Английская подданная. Паспорт у нее английский».

Чем вам не язык чеховского Родиона? А между тем этот отрывок взят мной из неотредактированной магнитофонной записи мемуаров Н. Хрущева.

Тип человека, представленный в рассказе А. Чехова Родионом (как Сталин и Хрущев), не отделяет себя от общины, от коллектива. Его мышление сродни тому, которое господствует в деклассированной люмпен-пролетарской и воровской среде.

(Люмпен-пролетариат — это бродяги, нищие, уголовники. А разве не в них сталинская государственная система превратила большинство народа? Прочтите произведения В. Шаламова, Л. Разгона, А. Солженицына, Е. Гинзбург — и вы поймете, в какую жуткую мясорубку был ввергнут народ, в одночасье оказавшись в одной огромной зоне, огороженной колючей проволокой.)

Как крестьянин Родион понял инженера Кучерова, точно так же новый человек — «хозяин жизни» мог понять приведенный отрывок из «Манифеста Коммунистической партии». Логика его до смешного проста: раз «буржуа смотрит на свою жену как на простое средство производства», раз они, «не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга», то и мы будем делать то же самое. Ведь теперь не они, а мы настоящие хозяева жизни. Да и коммунисты «хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую». Значит, узаконивают для нас то, что раньше было законом только для буржуа.

И началось по стране повальное «сладострастие» — утоление низменной животной страсти, которую красиво называли увлечением, «свободной любовью». Прекрасной иллюстрацией того, какими были последствия этого увлечения, являются эпидемии сифилиса в провинциях, многочисленные случаи изнасилований, типичным примером которых стало «Чубаровское дело» в Ленинграде и т. д.

В 20-е годы Советская Россия пережила настоящий бум различных моделей сексуального поведения. Одна из них, например, утверждала: любви нет, есть лишь инстинктивная потребность в половом акте. Удовлетворять ее нужно, как утолять жажду, поэтому и сама теория получила название «стакана воды».

Характерным примером «свободы любви» является любовная связь между поэтом-футуристом В. Маяковским и Лилей Брик. Эта пара — одна из примечательнейших любовных пар в истории мировой литературы. Для одних любовный роман между Маяковским и Брик был отталкивающим примером буржуазно-декаденской морали, вызывающим негодование и непостижимую ненависть. Другие видели в нем образец «любви поэта», своеобразный бытовой эксперимент по созданию нового типа любви и дружбы, семьи будущего. В этом толковании взаимоотношения между поэтом и его возлюбленной выглядят как идеализированный миф.

Лили Брик происходила из еврейской семьи. Ее отец, родом из Лиепаи, был юристом. Мать, Елена Юльевна, была из рижской еврейской семьи. Отец и мать были антисионистами и убежденными сторонниками еврейской ассимиляции. «Папа из-за своего еврейства ходил в помощниках 25 лет и в окружном суде за него выступали его помощники, давно уже присяжные поверенные, — писала Л. Брик. — Отношение к еврейству у меня было больное с самого начала».

Семья жила в самом центре Москвы, в переулках Маросейки. Осипа Брика, брата своей гимназической подруги, она встретила и полюбила в 13 лет. Он был на три года старше. В 1908 г. она с отличием закончила гимназию и поступила на высшие женские курсы, хотела изучать математику. Однако интерес к математике ослабел, и Лили поступила в Московский архитектурный институт, где занималась живописью и лепкой. Осенью 1911 г. она уехала в Мюнхен, откуда вернулась только после Рождества. Осип Брик тут же предложил ей выйти за него замуж, и Лили согласилась. Свадьба состоялась 11 марта 1912 г., венчал их московский раввин. Молодожены переехали в четырехкомнатную квартиру в Б. Чернышевском переулке, которую родители Лили сняли для новобрачных.

В. Маяковский и Лили Брик впервые встретились летом 1915 г., но были наслышаны друг о друге задолго до личного знакомства. Брик увидела поэта 7 мая 1913 г. на торжественном вечере, посвященном возвращению из эмиграции К. Бальмонта. Маяковский выступил в роли эпатирующего будетлянина и приветствовал поэта-символиста «от имени врагов».

Разразился скандал. Среди тех, кто был возмущен выходкой Маяковского, были и супруги Брик.

«Мне и Брику все это очень понравилось, но мы продолжали возмущаться, я в особенности, скандалистами, у которых ни одно выступление не обходится без городового и сломанных стульев», — позже вспоминала Л. Брик.

Осенью того же года Маяковский познакомился с младшей сестрой Лили, Эльзой. К тому времени супруги Брик переехали в Петроград и не жили в родительском доме, в котором после знакомства с Эльзой Маяковский часто бывал в гостях.

В 1914 г. Урий Каган, отец Лили Брик, заболел раком. Лето 1915 г. Эльза проводила с родителями на подмосковной даче в Малаховке. Туда приезжал Маяковский, который в то время был в близких отношениях с Эльзой. Там же на даче состоялась первая встреча поэта с Л. Брик, которая приехала из Петрограда навестить больного отца. Вот что записала в своем дневнике Л. Брик о той первой встрече:

«Пришел Маяковский, поздоровался и ушел с Элей гулять. Сижу полчаса, сижу час, пошел дождь, а их все нет. Папа болен, и я не могу вернуться домой без Эли. Родители боятся футуристов, а в особенности ночью, в лесу, вдвоем с дочкой».

Потом они виделись снова. Но только в конце июля наступил тот радостный день, который в своей автобиографии Маяковский назовет «радостнейшей датой».

«Умер папа, — вспоминала Л. Брик. — Я вернулась из Москвы с похорон. Приехала в Питер Эльза… приехал Владимир из Финляндии. Мы умоляюще шепнули Эльзе: «Не проси его читать». Но Эльза не послушалась, и мы услышали в первый раз «Облако в штанах».

Супруги Брик пришли в восторг от поэмы.