Василий Сарычев - Пудик навсегда

Без дела Юрий промаялся чуть больше месяца. Обратно в команду не звали, а ноги чесались. Тут и последовал звонок от тренировавшего московское «Динамо» Сан Саныча Севидова: «Как у тебя, есть еще порох?»

Было завались, и спустя считанные дни в Белсовет «Динамо» пришло предписание на перевод офицера Пудышева в столицу.

Но ребячество чуть не подвело: в последний вечер устроил себе проводы. Отправился в «Журавинку» – народный ресторан, где динамовцев любили и играли футбольный марш при их появлении. В разгар представления полузащитнику показалось, что за ним явилась не милиция, а много серьезнее – жена. Человеку надо чего-то бояться: смерти, Бога, начальства, ну или жены.

Самое любопытное, что пудышевская супруга – добрая, терпеливая женщина, какая только и могла у него быть. «Моя толстушка», как он называл. Как-то уже в новое время пришла в «Раковский бровар», где сидели тренеры, – искала. Поздоровалась, улыбнулась усталой такой улыбкой, в какой были и смущение, и доброта, и понимание того, что этот крест ей нести до конца – с большим ребенком, который никогда не повзрослеет.

А тогда, в «Журавинке», Юрий испугался, или неловко стало – сиганул в окно со второго этажа. Отбил пятки – ковылял потом домой на Немигу. Не наступить, а завтра ехать – ночь провел с компрессами, прикладывал детскую мочу. Доктора потом хвалили: «Спасла тебе доча карьеру».

Но наутро легче не стало. На мысочках добрел до поезда. В Москве прямиком в ЦС «Динамо» к Коле Толстых – приосанился, не показывая виду. Обошлось, отправили в Новогорск, где готовилась команда, а в чемпионате перерыв, за десять дней подлечился.

В команде много знакомых: Максименков, Минаев, Валера Газзаев, Головня – встретили хорошо. Команда шла под вылет: в 23 турах всего четыре победы, силы ушли на завоевание Кубка, а в чемпионате – последнее место, выйти из штопора не могли. Первый матч Пудышева – с «Пахтакором», который шел предпоследним, – играли за четыре очка. И что думаете, Юрий забил на первой минуте. 5:0 выиграли, еще и Газзаев не реализовал пенальти. Грех не отпраздновать – и в следующем туре получили 0:4 от «Торпедо». Севидов гуманные методы отбросил, как сидоровых коз стал гонять, но ничего, выдержали.

А когда в предпоследнем туре минский изгнанник за семь минут до конца забил «Арарату» и спас тем самым прописку в лиге, Севидов обнял после игры: «Я тебя выручил, а ты – меня...»

В 1985 году в Кубке кубков удачно сыграли, дошли до полуфинала. А дальше Сан Саныча Эдуард Васильевич сместил и стал по обыкновению вводить в состав новичков. Элитная молодежь: Кобелев, Добровольский, Колыванов – и возразить нечего. В восемьдесят шестом московское «Динамо» с ними едва не станет чемпионом страны. Пудышев в восемьдесят пятом еще играл, а в призовой год был уже под заменку: давали понять, что пора. Тут и повод подоспел: прилетели в Алма-Ату в разгар горбачевского сухого закона, а там друзья, Витя Карачун, место в основе не светит – отыграл за дубль и «налопался» так, что Малофеев не взял в самолет на обратный рейс. Гостя увезли на базу «Кайрата», проснулся утром – не понял, где находится, кругом люди с узкими глазами...

В Москве, как водится, собрание, в лучшем костюме выслушал весть об отчислении, «спасибо за внимание!», и пошел.

Дальше был бег на месте. По выражению Пудышева, отправили по этапу. В Союзе много было динамовских команд, позвали в прозябавший в хвосте первой лиги Ставрополь. А Пудышев после игрового воздержания как зверь становится на поле, с его появлением команда расшевелилась. Чуть укрепили состав, Комбата взяли – полузащитника из Воронежа Мурашкинцева, сзади Новиков из московского «Динамо» подчищал – наделали в лиге шуму. В восемьдесят восьмом должны были в «вышку» выходить, весь круг не выпадали из тройки, опережали «Памир» на два очка, ЦСКА – на пять. В паузе перед вторым кругом на сборе в Болгарии узнали, что начальству высшая лига ни с какой стороны: другие требования и расходы.

Пудышев, когда про такое узнал, тренеру Борису Стукалову все высказал и пошел в отказ: всю болгарскую неделю пели с Комбатом песни и трескали «Плиску». Сразу по возвращении и рассчитались.

Следом полгода в барнаульском и год в самаркандском «Динамо». Новый жизненный опыт. Летели на игру в Курган-Тюбе в «кукурузнике» стоя, зато сверху увидел Сырдарью... Надоела жара – извольте вам холод. Незабываемые четыре года в Якутске. Понятия не имел, куда подписался. Сел утром в ИЛ-86 и после восьми часов полета спустился по трапу в якутскую ночь. Болонья на куртке свернулась в чешую, закурил – дым замерз: минус пятьдесят! Мать моя, это здесь играть!

Встречающие ободрили, не обращай внимания, что-то накинули на плечи, повезли в ресторан. Спросили: «Что тебе надо, чтоб не сбежал?» Брякнул пришедшее на ум: «Бальзаковскую женщину с квартирой и ванну шампанского». – «Все?» – «Все».

Играл, тренировал, видел северное сияние и как вздымается Лена – не подумайте чего, река, ну хотя и не река тоже. Поле гаревое, откуда там траве взяться, но климат сухой, здоровый, воздух – не надышаться. Выходил ночью в минус 55, снимал шапку – и нормально. Русские, якуты – без драки в ресторане не обходилось, но футболистов не трогали.

После Якутска завернул на годок в Нижневартовск, Курненин был главным тренером, последняя уже гастроль. Сорок стукнуло, и закончил. Из таких вояжей все с машинами возвращались, целевым ехали назначением, а Пудышев условий не ставил. Едва приезжал из очередного странствия, звонили домой: «Юра, надо помочь». Надо так надо. В семью офицерская зарплата шла, в Минск к тому времени и маму забрали. А в команде много ли надо: отвезут, привезут, накормят... Все были неденежные города – с тремя рублями прибыл, с тремя и убыл, но с впечатлениями и доброй памятью.

По возвращении поработал со Щекиным в минском «Динамо» Хвастовича, а там возник БАТЭ. Его, конечно, за имя брали, но держат теперь за другое: он шебутной и добрый. В Борисове тренеров хватает, куда важнее, что там, где Пудышев, – прекрасная атмосфера, и все его шутки, подначки такие, как сам он – не обидные, не злые.

«В своих интервью он просто дуркует, – это о нем Георгий Кондратьев. – Пудик по натуре не изменился. Он боец был на поле, капитан, мог в игре нареветь, слезы наворачивались. А после матча подойдет: ты не обижайся...»

Он и сам обид не носил: во время московского второго пришествия на побывке разыскал минского своего сменщика Кистеня, чтоб пожать руку: Сашок, ты молодец, вписался в игру...

«Он очень порядочный, – говорил про него Капский. – Умный. Чувствует людей».

А вот Пудышев про себя сам: «Так жизнь и прошла, уже дедушка: внучка и внук. Но молодой еще дедушка, потому что хочу поиграть. То время наверстать, где недоиграл несколько годков. Все сразу хотел охватить – и гульбу, и результат, а надо что-то одно. Времени упустил много, мог гораздо лучше».