Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Затем последовал призыв к французам – мужайтесь, не осложняйте положение, мешая Британии сражаться (явный намек на Дакар). Черчилль подчеркивал, что истинный враг – Гитлер: «Этот негодяй, это чудовищное, мерзкое существо, питающееся ненавистью и уничтожением, решило ни больше ни меньше как стереть с лица земли французский народ, обратить в ничто всю его жизнь и его будущее».

Черчилль настаивал на том, чтобы французы сопротивлялись – в том числе на «так называемой неоккупированной территории Франции» (еще один намек на области, находящиеся под управлением вишистского правительства).

– Французы! – воззвал он. – Воспряньте духом, пока не поздно.

Он пообещал, что и он сам, и Британская империя никогда не сдадутся, пока Гитлер не будет разгромлен.

– А теперь – спокойной ночи, – проговорил он в конце. – Спите, чтобы набраться сил перед утром. Потому что утро непременно наступит [694] Gilbert, War Papers , 2:980–982. .

Мэри слушала это выступление в Чекерсе, испытывая огромную гордость. «Сегодня вечером папа обращался к Франции, – записала она в дневнике. – Так откровенно – так ободряюще – так достойно и нежно.

Надеюсь, что его голос достучался до многих из них, что сила и богатство этого голоса даровали им новую надежду и веру».

Эта речь сподвигла ее воспроизвести в своем дневнике текст «Марсельезы» по-французски: «Aux arms, citoyens…» – «К оружию, граждане».

В конце она приписала: «Дорогая Франция – такая великая и славная – будь достойна своей доблестнейшей песни и той благой цели, ради которой ты уже дважды проливала кровь, – Свободы» [695] Diary, Oct. 21, 1940, Mary Churchill Papers. .

Когда выступление закончилось, в Оперативном штабе кабинета воцарилось молчание. «Никто не шевелился, – вспоминал переводчик Сен-Дени. – Мы были глубоко взволнованы. Потом Черчилль поднялся; в глазах у него стояли слезы».

Черчилль произнес:

– Сегодня мы сделали исторический шаг.

Через неделю, проводя в Берлине очередное утреннее совещание, Геббельс первым делом подосадовал на то, что жители Германии, судя по всему, слушают BBC «в нарастающих масштабах».

Он распорядился, чтобы «радиопреступники понесли тяжкое наказание», и наставлял своих подручных-пропагандистов: «Каждый немец должен ясно осознавать: слушая эти передачи, он совершает акт серьезного саботажа» [696] Boelcke, Secret Conferences of Dr. Goebbels , 108. .

Впрочем, судя по докладу Королевских ВВС, где обобщались сведения, полученные от пленных авиаторов люфтваффе, этот запрет «в долгосрочной перспективе работал не так, как задумывалось, а противоположным образом: он рождал неудержимое желание слушать эти программы» [697] "Intelligence from Interrogation: Intelligence from Prisoners of War," 42, AIR 40/1177, UKARCH. .

Ночь после выборов в США, прошедших 5 ноября, выдалась напряженной – по обе стороны Атлантики. Предварительные результаты, сообщенные Рузвельту, который находился у себя дома, в городке Гайд-Парк (штат Нью-Йорк), показывали, что Уилки идет лучше, чем ожидалось. Но к 11 вечера стало ясно, что Рузвельт победит. «Похоже, всё в порядке», – заявил он толпе сторонников, собравшихся на лужайке перед его домом. Окончательный подсчет продемонстрировал, что по сумме голосов избирателей он обогнал соперника менее чем на 10 %, зато его победа в коллегии выборщиков оказалась весьма впечатляющей: за него проголосовали 449, за Уилки – 82 [698] Goodwin, No Ordinary Time , 189. .

Новость радостно прогремела по всему Уайтхоллу. «Это самое лучшее, что случалось с нами за всю войну, – писал Гарольд Никольсон. – Слава Богу» [699] Nicolson, War Years , 126. . Когда он услышал результаты, его «сердце подпрыгнуло, словно молодой лосось» (так он сам выразился). Управление внутренней разведки докладывало, что по всей Англии и Уэльсу эту новость «приветствовали с колоссальным удовлетворением».

Мэри Черчилль, находившаяся в Чекерсе, записала в дневнике: «Ура! Аллилуйя!» [700] Diary, Nov. 6, 1940, Mary Churchill Papers.

Теперь, когда Рузвельта переизбрали, вступление Америки в войну в качестве полноценного союзника, на которое так надеялись в Британии, казалось гораздо менее отдаленной перспективой.

Черчилль сейчас как никогда нуждался в этой помощи. Канцлер казначейства сообщил ему, что у Британии скоро кончатся средства для оплаты вооружения, продовольствия и других поставок из-за рубежа, необходимых стране для выживания.

Черчилль отправил свои поздравления Рузвельту в цветисто-хитроумной телеграмме, где признавался, что молился за его победу – и что он благодарен за такой результат. «Это не значит, – писал он, – что я стремлюсь к чему-то большему, чем неограниченное, справедливое, свободное воздействие вашего ума на мировые проблемы, которые сейчас стоят перед нами, решая которые обе наши страны должны выполнить свой долг». Он заявлял, что с нетерпением ждет возможности обменяться мнениями по поводу войны. Далее он провозглашал: «Назревают события, которые не забудутся до тех пор, пока хоть в каком-то уголке земного шара люди будут говорить на английском языке. Выражая свое удовлетворение по поводу того, что народ Соединенных Штатов снова возложил на вас великое бремя, я должен выразить уверенность в том, что свет, которым мы руководствуемся, благополучно приведет нас в гавань» [701] Gilbert, War Papers , 2:1053–1054. .

Рузвельт так и не сообщил о получении этой телеграммы – и не ответил на нее.

Это вызвало у Черчилля раздражение и беспокойство, хотя он не спешил что-либо предпринимать по данному поводу. В конце концов, уже почти через три недели он отправил телеграмму в Вашингтон, адресовав ее своему послу лорду Лотиану. В ней он со сдержанностью отвергнутого влюбленного тактично поднимал этот вопрос. «Не могли бы вы как можно деликатнее узнать для меня, получил ли президент мою личную телеграмму, где я поздравлял его с переизбранием? – писал он. – Возможно, она затерялась в потоке других послевыборных поздравлений. Если же нет, то мне бы хотелось знать, содержалось ли в ней что-то такое, что могло бы вызвать его обиду, или что-то такое, что ему неприятно было получить».

Он добавил: «Буду рад вашим советам» [702] Там же, 1147. .

А вот Профессор на сей раз принес и хорошие новости. В своей служебной записке Черчиллю от 1 ноября 1940 года он сообщал, что его воздушные мины наконец вроде бы сумели нанести урон противнику – во время первых полевых испытаний мин, прикрепленных к парашютам и сбрасываемых с самолетов Королевских ВВС перед бомбардировщиками люфтваффе.

Радар проследил путь немецкого бомбардировщика до занавеса медленно опускающихся парашютов, а затем сигнал этого самолета исчез с экрана радара «и больше не появился». Линдеман счел это доказательством успеха.