Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Пока Колвилл играл в кошки-мышки с зажигалками в Уайтхолле, Черчилль находился в Чекерсе, и настроение у него было подавленное. Они с «Мопсом» Исмеем вдвоем сидели в Комнате Гоутри. Оба молчали. Исмей часто обнаруживал, что играет такую роль – тихого спутника, готового предлагать советы и мнения, когда его об этом попросят, или слушать, как Черчилль испытывает идеи и фразы для предстоящих речей, или просто сидеть рядом с ним в дружелюбном молчании.

Черчилль выглядел усталым. Он явно пребывал в глубокой задумчивости. Дакарская история угнетала его. Когда же французы встанут с колен и начнут сражаться? А в других местах немецкие подлодки губили невероятное количество кораблей и жизней: за один только предыдущий день они потопили восемь судов, а за сегодня – еще десять. И его, судя по всему, наконец стал изматывать непрекращающийся цикл сигналов воздушной тревоги и падающих бомб – и нарушения обычного ритма жизни и работы.

Исмею тяжело было видеть Черчилля таким утомленным, однако, как он позже вспоминал, ему представлялось и одно положительное следствие: может быть, хотя бы сегодня вечером Черчилль ляжет спать пораньше, тем самым позволив Исмею проделать то же самое.

Вместо этого Черчилль внезапно вскочил. «Я уверен, что смогу!» – воскликнул он. Казалось, его утомление как рукой сняло. Зажглись лампы. Задребезжали звонки. Засуетились вызванные секретари и секретарши [683] Ismay, Memoirs , 175; Elletson, Chequers and the Prime Ministers , 110. .

Между тем в Америке президентская кампания превращалась в мерзкий фарс. Стратеги Республиканской партии убеждали Уилки, что он ведет себя слишком по-джентльменски; что единственный способ укрепить его рейтинг – сделать войну центральной темой предвыборной повестки; что ему требуется представить Рузвельта поджигателем войны и милитаристом, а себя – изоляционистом. Уилки неохотно поддался их влиянию, однако затем с энтузиазмом втянулся в кампанию, призванную усилить по всей Америке страх перед войной. Он предостерегал: если Рузвельта переизберут, молодые американцы уже в ближайшие пять месяцев отправятся воевать в Европу. В результате его рейтинг резко вырос.

Посреди всех этих событий 29 октября, всего за неделю до дня выборов, Рузвельт председательствовал на церемонии, в ходе которой определялся первый лотерейный номер для нового призыва. С учетом склонности американцев к изоляционизму это был рискованный шаг, пусть даже Уилки тоже ратовал за выборочный призыв как за важный шаг к повышению обороноспособности Америки. Выступая вечером в эфире, Рузвельт тщательно подбирал выражения, избегая и «призыва», и «воинской повинности»: вместо этого он использовал более нейтральное и исторически значимое слово «набор».

Впрочем, во всем остальном Уилки отринул всякую сдержанность. В одной республиканской радиопередаче, нацеленной на американских матерей, говорилось: «Когда ваш мальчик будет погибать на каком-то поле боя в Европе – или, может быть, даже на Мартинике [цитадели вишистской Франции] – и взывать "Мама! Мама!", не вините Франклина Делано Рузвельта, отправившего вашего мальчика на войну. Вините СЕБЯ, потому что это ВЫ отправили Франклина Делано Рузвельта обратно в Белый дом!» [684] Sherwood, Roosevelt and Hopkins , 198.

Внезапное укрепление рейтинга Уилки побудило Рузвельта ответить на это твердым заявлением о его собственном желании избежать войны. «Я уже говорил это, – напомнил он своим слушателям в Бостоне, – но я повторю это снова, и снова, и снова: ваших мальчиков никто не станет посылать ни на какую чужую войну». Официальная позиция Демократической партии добавляла здесь оговорку «если только мы не подвергнемся атаке», но сейчас он сознательно опустил ее – явно апеллируя к избирателям-изоляционистам. Когда один из спичрайтеров спросил его об этом, президент раздраженно ответил: «Разумеется, мы будем сражаться, если нас атакуют. Если кто-то нападет на нас, эта война уже не будет чужой, верно? Иначе получится, что они хотят, чтобы я им гарантировал: наши войска будут посланы в бой, лишь если начнется еще одна война Севера и Юга» [685] Там же, 191. .

Результаты финального гэллаповского «пробного президентского заезда» [686] «Пробный президентский заезд» – предвыборный опрос, в ходе которого респондентов спрашивают, за кого они проголосовали бы, если бы выборы состоялись сегодня. – Прим. пер . 1940 года, проведенного с 26 по 31 октября, были обнародованы накануне выборов и показали, что Рузвельт опережает Уилки всего на четыре процентных пункта, тогда как раньше в этом же месяце разница составляла 12 пунктов.

А в Берлине люфтваффе – по распоряжению своего хозяина Германа Геринга – обдумывало новую стратегию, которая должна была поместить еще более значительную часть гражданского населения Англии под бомбардировочные прицелы немецких самолетов.

Месяцем раньше, осмыслив неудачную попытку люфтваффе поставить Черчилля на колени, Гитлер отложил операцию «Морской лев», не установив новую дату, хотя он предполагал вернуться к этой идее весной. И он, и командиры его войск всегда с тревогой относились к перспективам такого нападения. Если бы обожаемое Герингом люфтваффе достигло обещанного превосходства над Британией в воздухе, вторжение могло бы показаться более заманчивой идеей, но сейчас, когда Королевские ВВС по-прежнему контролировали воздушное пространство над Британскими островами, такая операция стала бы безрассудной.

Стойкость Англии настораживала и пугала Гитлера. Пока Черчилль продолжал упорное сопротивление, вмешательство Соединенных Штатов в войну на стороне Англии казалось все более вероятным. Гитлер рассматривал черчиллевскую сделку насчет эсминцев как конкретное доказательство укрепления связей между двумя странами. Но он опасался еще более неприятного для себя поворота событий: после того как Америка вступит в войну, Рузвельт и Черчилль могли бы начать стремиться к заключению союза со Сталиным, уже недвусмысленно продемонстрировавшим аппетит к территориальной экспансии – и стремительно укреплявшим свои вооруженные силы. Хотя в 1939 году Германия и СССР подписали пакт о ненападении, Гитлер не питал никаких иллюзий: Сталин мог в любой момент нарушить это соглашение. Союз между Англией, Америкой и СССР, по словам Гитлера, поставил бы «Германию в очень трудное положение» [687] Kershaw, Nemesis , 336. .

Как ему представлялось, решение состоит в том, чтобы убрать СССР из этого уравнения, тем самым обезопасив свой восточный фланг. Помимо всего прочего, война с Советским Союзом стала бы исполнением его давних планов (вынашиваемых с 1920-х годов) сокрушить большевизм и заодно приобрести «жизненное пространство» – то самое Lebensraum, о расширении коего он так заботился.