Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

А потом фугасные бомбы полились дождем, поскольку немецкие пилоты наверху «бомбили пожары». Сбрасывали и парашютные мины, в общей сложности 127 штук, из которых 20 не взорвались – либо из-за неисправности, либо из-за запала с замедлителем (который, похоже, люфтваффе применяло с особым удовольствием). «Воздух наполняли грохот орудий, вой бомб, ужасные вспышки и гром разрывов, – вспоминал один констебль. – Небо, казалось, сплошь устлано самолетами» [718] Там же, 79. . Рейд начался так внезапно и яростно, что у группы постоялиц общежития Ассоциации молодых христианок даже не было времени укрыться в ближайшем бомбоубежище. Одна из них впоследствии писала: «Впервые в жизни я поняла, что это такое – трястись от страха».

Бомбы поразили несколько бомбоубежищ. Команды солдат и служащих СОВН разгребали завалы вручную – опасаясь, что иначе они навредят выжившим. Одно убежище явно уничтожили прямым попаданием. «Через какое-то время мы добрались до обитателей этого убежища, – писал один из спасателей. – Одни уже порядочно остыли, другие были еще теплые, но все они были мертвы» [719] Там же, 102. .

Одна из бомб упала рядом с убежищем, где укрывалась доктор Эвелин Эшворт вместе с двумя детьми. Вначале послышался «звук чего-то бьющегося», писала она, а потом – взрыв, и «ударная волна, пошедшая сквозь землю, затрясла убежище». Взрыв сорвал с него дверь.

Ее семилетний ребенок вскрикнул: «У меня чуть волосы не вырвало этим взрывом!»

А ее трехлетний ребенок отозвался: «А мне вообще чуть голову не оторвало!» [720] Там же, 109.

Доктор Гарри Уинтер, работавший в одной из городских больниц, забрался на ее крышу, чтобы помочь тушить зажигательные бомбы, пока они не подожгли здание. «Я просто глазам не верил, – вспоминал он. – Повсюду вокруг больницы светились буквально сотни зажигательных бомб – словно лампочки, мерцающие на исполинской рождественской елке».

В самом здании женщин, лежавших в родильной палате, поместили под кровати и накрыли матрасами. Одним из пациентов больницы был раненый немецкий летчик, приходивший в себя в кровати на верхнем этаже. «Слишком много бомба – слишком долго! – стонал он. – Слишком много бомба!»

Вскоре в больницу начали поступать те, кто получил ранения в ходе этого авианалета (который все продолжался). Доктор Уинтер и его коллеги-хирурги приступили к работе в трех операционных. Главным образом им пришлось иметь дело с поврежденными конечностями и тяжелыми рваными ранами. «Сложность с бомбовой рваной раной в том, что на поверхности у вас небольшое повреждение, но под ним – обширный разрыв тканей, – позже писал доктор Уинтер. – Все раздавлено в сплошное месиво. Бессмысленно латать поверхностную рану, не отрезав массу всего внутри» [721] Там же, 105. .

В другой больнице одна медсестра столкнулась со своим давним страхом. «Во время обучения меня всегда мучила боязнь оказаться в ситуации, когда я держу в руке конечность пациента после ампутации. До сих пор мне везло – ампутации выпадали не на мое дежурство», – писала она. Но эта атака «все для меня изменила. У меня уже не было времени для брезгливости» [722] Там же, 106. .

А потом сам город получил тяжелейшую рану. Зажигательные бомбы усеивали крыши знаменитого собора Святого Михаила и его территорию (первая упала около восьми вечера). Одна попала на свинцовую кровлю. Огонь прожег металл, и расплавленный свинец полился на деревянное убранство внизу, воспламеняя и его. Свидетели происходящего пытались вызвать пожарных, но все эти машины были заняты – они боролись с огнем по всему городу. Первый пожарный расчет сумел добраться до собора лишь через полтора часа – он ехал из города Солихалл, находящегося в 14 милях от Ковентри. Но пожарные могли только наблюдать – одна из бомб повредила важную водопроводную магистраль. Час спустя вода наконец пошла, но под очень слабым напором, к тому же и она вскоре иссякла.

Огонь наступал и начал пожирать алтарь, капеллы, тяжелые деревянные балки крыши, и церковные служащие ринулись внутрь, стараясь спасти что можно – гобелены, кресты, подсвечники, коробку с облатками, распятие… – и затем их мрачная процессия понесла все это в здание полицейского участка. Преподобный Р. Т. Говард, настоятель собора, смотрел, как тот горит, с крыльца этого полицейского участка. Оранжевый кулак схватил старинный духовой орган, на котором когда-то играл Гендель. «Все внутреннее пространство обратилось в кипящую массу огня, вздыбленных пылающих балок и досок, пронизанных и увенчанных клубами плотного бронзового дыма», – писал Говард [723] Там же, 95. .

Весь остальной Ковентри, казалось, тоже охвачен огнем. Зарево было видно за 30 миль. Его разглядел даже министр внутренней безопасности Герберт Моррисон, гостивший в отдаленном загородном доме. Немецкий пилот, сбитый вскоре после этого рейда, сообщил допрашивавшим его специалистам Королевских ВВС, что он видел зарево этих пожаров на расстоянии 100 миль – пролетая над Лондоном на обратном пути. Клара Милберн, жительница деревни Болсолл-Коммон (расположенной в восьми милях от Ковентри), писала в дневнике: «Когда мы вышли, прожекторы щупали ясное небо, звезды казались очень близкими, воздух был такой чистый, а лунный свет сиял так ярко. Никогда не видела такого потрясающего вечера. Но тут волна за волной стали налетать самолеты, и раздался гром множества орудий» [724] Donnelly, Mrs. Milburn's Diaries , 66. .

Весь вечер и всю ночь, на протяжении 11 часов, появлялись новые и новые бомбардировщики, сбрасывая новые и новые бомбы – в том числе зажигательные. Свидетели рассказывали о знакомых запахах, которые поднимались из пламени и могли бы показаться приятными, если бы не их причина. Так, пожар, пожиравший табачную лавку, наполнил окружающее пространство ароматом сигарного дыма и горящего трубочного табака. Охваченный пламенем мясной магазин порождал запах жареного мяса, заставляя вспомнить традиционные уютные посиделки воскресного вечера.

Бомбы падали до 6:15. Светомаскировку сняли в 7:54. Луна по-прежнему сияла в чистом рассветном небе, но бомбардировщики улетели. Собор обратился в развалины, расплавленный свинец еще капал с его крыш, куски обугленной древесины то и дело отламывались и рушились на землю. По всему городу самым распространенным звуком стал хруст осколков стекла под ногами. Один репортер заметил: слой стекла «такой толстый, что, если посмотреть вдоль улицы, покажется, что она вся покрыта ледяным крошевом».

Бомбежка кончилась, но в городе все равно происходили чудовищные сцены. Доктор Эшворт рассказывала, как увидела собаку, бежавшую по улице «с детской рукой в зубах». А некто по имени Э. А. Кокс увидел обезглавленное тело мужчины возле воронки. В другом месте разорвавшаяся бомба оставила после себя несколько обугленных туловищ. Трупы поступали в импровизированный морг со скоростью до 60 в час, и служащим похоронного бюро пришлось столкнуться с проблемой, с которой им прежде вряд ли приходилось иметь дело: доставляли настолько изувеченные тела, что их вообще невозможно было признать за тело человека. От 40 до 50 % тел классифицировали как «неопознаваемые из-за полученных повреждений» [725] Süss, Death from the Skies , 412; Longmate , Air Raid, 156. .