Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Впрочем, он понимал, что на самом деле это лишь гамбит, частенько применяемый обреченными воздыхателями всех возрастов, – и что в действительности он не стремится разрубить этот узел раз и навсегда. «Так что (быть может, проявив слабость), – писал он в дневнике, отодвинув письмо в сторону, – я отложил данный проект и решил все-таки еще некоторое время "поболтаться рядом с ней". История полна примеров, когда Пропащее Дело вдруг оборачивается торжеством» [868] Термины, которые Колвилл использовал в этой записи, – Lost Cause и Redemption – могли быть ассоциативной отсылкой к краткому периоду Реставрации (Redemption) Юга США после отмены рабства в результате проигранной Гражданской войны (1861–1865 годы), которую на Юге называли Lost Cause (это, по всей видимости, звучало для южан менее болезненно). – Прим. ред . [869] Diary, Jan. 18, 1941, Colville Papers. .

В ту субботу Рудольф Гесс, заместитель Гитлера, снова отправился в Аугсбург на аэродром завода «Мессершмитт» – в сопровождении шофера, полицейского детектива и одного из своих адъютантов, Карла-Хайнца Пинча. Вручив Пинчу два письма, Гесс велел ему вскрыть одно из них спустя четыре часа после своего отлета. Пинч выждал четыре часа и потом на всякий случай еще 15 минут. Затем он вскрыл письмо. Он испытал ошеломление. Гесс писал, что летит в Англию, пытаясь выработать мирное соглашение.

Пинч рассказал о прочитанном детективу и водителю. Они обсуждали это – несомненно, очень тревожась за свое будущее и за свою жизнь, – когда истребитель Гесса вернулся на аэродром. Как выяснилось, Гесс не сумел поймать радиосигнал, необходимый для поддержания нужного курса.

Все вместе они поехали на машине обратно в Мюнхен.

Предполагалось, что визит Гопкинса в Англию продлится две недели, но он растянулся на четыре с лишним. Значительную часть этого времени американский представитель провел с Черчиллем – на фоне усиливающейся неуверенности по поводу Акта о ленд-лизе: его успешное прохождение через конгресс было совершенно не гарантировано. За эти недели Гопкинс сумел понравиться почти всем, с кем встречался, – в том числе и служащим «Клариджа», очень старавшимся, чтобы он выглядел презентабельно. «Ах да, – как-то заметил Гопкинс одному из них, – не забыть бы, что я теперь в Лондоне, – мне надо иметь достойный вид» [870] Sherwood, Roosevelt and Hopkins , 255. . Время от времени служители обнаруживали секретные документы, засунутые куда-нибудь в складки его одежды, или выясняли, что он оставил бумажник в кармане брюк. Один из гостиничных официантов говорил, что Гопкинс был «очень доброжелательный – чуткий – симпатичный, если я могу так выразиться, – он сильно отличался от других послов, которые у нас здесь останавливались».

Черчилль при каждом удобном случае показывал Гопкинса общественности – и для того, чтобы подбодрить свою британскую аудиторию, и для того, чтобы уверить Гопкинса и всю Америку: он вовсе не просит о том, чтобы Соединенные Штаты вступили в войну. Однако втайне он страстно желал, чтобы Рузвельт просто мог принять такое решение без всяких хлопот, связанных с необходимостью вначале заручиться одобрением конгресса. 31 января, в пятницу, Черчилль взял с собой Гопкинса осматривать районы Портсмута и Саутгемптона, подвергшиеся сильным бомбардировкам, после чего они снова поехали в Чекерс – ужинать с Клементиной, Исмеем, личным секретарем Эриком Силом и другими. Черчилль «пребывал в отличной форме», писал вечером Сил своей жене. И отмечал: «Он замечательно ладит с Гопкинсом, очень милым человеком, который всем тут нравится» [871] Gilbert, War Papers , 3:165. .

Гопкинс принес коробку граммофонных пластинок с американскими песнями и другой музыкой, имеющей «англо-американское значение», как выразился Сил. Вскоре звуки граммофонной музыки заполнили Главный зал Чекерса. «Все продолжалось сильно за полночь, премьер расхаживал по залу, иногда танцевал pas seul [872] Сольный танец ( фр. ). в такт музыке», – писал Сил. Во время этих расхаживаний и танцев Черчилль то и дело останавливался, чтобы отпустить какое-нибудь замечание насчет крепнущих связей между Британией и Америкой – и насчет того, как он ценит Рузвельта. «Все мы порядком расчувствовались и прониклись англоамериканизмом под влиянием хорошего ужина и музыки», – писал Сил. Нечто невыразимое распространилось в атмосфере Главного зала. «Это было что-то очень приятное и удовлетворяющее – но это трудно передать словами, особенно в письме, – сообщал Сил жене. – Все присутствующие знали друг друга, все относились друг к другу с симпатией, – удивительно, насколько Гопкинс сумел понравиться здесь всем, с кем познакомился».

Углубившись в планирование вторжения в СССР (операции «Барбаросса»), Гитлер испытывал раздражение при мысли о том, что Британия продолжает оказывать ему сопротивление. Каждый солдат, танк и самолет потребуется ему для кампании на Восточном фронте, а уж потом у него будут развязаны руки, чтобы сосредоточить внимание на Британских островах. Однако до тех пор ему требовалось заключить перемирие или еще каким-то образом нейтрализовать Британию как серьезного противника, и именно в этом (с учетом того, что вариант со вторжением в Англию сейчас не рассматривался – по крайней мере временно) люфтваффе продолжало играть важнейшую роль. Ему пока не удавалось добиться победы, которую некогда обещал Герман Геринг, и это, несомненно, вызывало у Гитлера досаду, однако он не терял надежды, что его военно-воздушные силы все-таки одержат верх.

6 февраля, в четверг, он выпустил новую директиву, за номером 23. В ней он приказывал авиации и флоту еще больше усилить атаки на Англию, в идеале – чтобы вынудить Черчилля сдаться, но если это не получится, то хотя бы ослабить британские войска до такой степени, чтобы они не смогли помешать его действиям против СССР. Многие полагали, что Советский Союз стремительно ускоряет производство самолетов, танков, оружия и боеприпасов, поэтому чем дольше фюрер будет ждать, тем труднее окажется достигнуть его мечты о полном уничтожении этого врага.

Рост интенсивности этих атак, подчеркивалось в директиве, будет иметь дополнительное преимущество – создаст иллюзию, что немецкое вторжение в Англию неминуемо, а значит, вынудит Черчилля продолжать выделять немалые силы на оборону родины [873] Trevor-Roper, Blitzkrieg to Defeat , 56–58. .

Геринг пришел в ужас.

«Решение напасть на Восток привело меня в отчаяние», – позже признался он на допросе [874] Hermann Göring," Interrogation Report, Military Intelligence Service, U. S. Ninth Air Force, June 1, 1945, Spaatz Papers. .

Он заявил, что пытался отговорить Гитлера, цитируя «Майн кампф», книгу самого фюрера, предупреждавшую об опасностях войны на два фронта. Геринг был уверен, что Германия с легкостью разгромит русскую армию, но он считал, что время для такого нападения выбрано неправильно. Он уверял Гитлера, что его, Геринга, авиация уже вот-вот заставит Англию рухнуть и сдаться: «Мы довели Англию до того положения, до какого хотели, – и теперь нам надо остановиться?» [875] Interrogation Report, Generals Attig, Schimpf, et al., May 20, 1945, Spaatz Papers.