Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

«Плыви, корабль, счастливый путь! – рокотал Черчилль. – Плыви, "Союз", великим будь!

Далее Черчилль риторически спросил у слушателей, как ему следует ответить. «Какой ответ я дам от вашего имени этому великому человеку, этому трижды избранному главе страны, где живет 130 млн? Вот мой ответ…» [881] Gilbert, War Papers , 3:192–200.

Эту речь слушало большинство британцев – 70 % потенциальной аудитории. Гопкинс слушал ее в гостинице «Брэнксам Тауэр». Колвилл, у которого на уик-энд выпали выходные (что случалось нечасто), тоже слушал – поужинав с матерью и братом в Мэдли-мэнор, загородном доме своего деда, расположенном в Северном Стаффордшире, в 140 милях от Лондона. Ночь выдалась холодная и дождливая, но многочисленные камины создавали в доме уют.

Это был Черчилль в своем самом искусном проявлении – откровенный, но ободряющий, серьезный, но воодушевляющий, стремящийся поднять дух собственного народа, однако при этом заверяющий (хоть и несколько лицемерно) всю огромную массу американцев, что он не хочет от Соединенных Штатов ничего, кроме материальной помощи.

Геббельс тоже слушал эту речь и назвал ее «дерзкой» [882] Fred Taylor, Goebbels Diaries , 229. .

Черчилль вышел на финальный риторический виток.

– Вот ответ, который я дам президенту Рузвельту: доверьтесь нам, – провозгласил Черчилль. – Дайте нам вашу веру и ваше благословение – и с помощью Провидения все обернется хорошо.

Мы не проиграем и не поколеблемся; мы не ослабеем и не устанем. Нас не измотают ни внезапное потрясение битвы, ни затяжные испытания бдительности и напряжения всех сил.

Дайте нам нужные инструменты, и мы закончим эту работу.

В этот уик-энд король Георг понял нечто новое для себя. Он записал в дневнике: «У меня не могло быть лучшего премьер-министра» [883] Wheeler-Bennett, King George VI , 447, 849. .

Между тем в американском конгрессе не произошло ничего особенного.

К середине февраля рузвельтовский Акт о ленд-лизе так и не получил одобрения сената. Черчилль досадовал на это – как и британский народ, проявлявший все большее нетерпение в связи с «какими-то, судя по всему, бесконечными дискуссиями» (формулировка из доклада управления внутренней разведки) вокруг законопроекта.

Кроме того, Черчилль был как никогда уверен, что люфтваффе предпринимает целенаправленные усилия по его уничтожению – а также по уничтожению членов его правительства. Помещения Оперативного штаба продолжали укреплять, однако, как он сообщил сэру Эдуарду Бриджесу, секретарю военного кабинета, в служебной записке от 15 февраля (в тот субботний день Черчилль составил как минимум 18 таких записок), его беспокоило, что здание штаб-квартиры британских войск в метрополии необычайно уязвимо для атаки. Казалось, немецкие бомбы ложатся все ближе – и их удары сосредоточены на Уайтхолле. «Сколько бомб сбросили в радиусе 100 ярдов [от помещений Оперативного штаба]?» – вопрошал он Бриджеса [884] Gilbert, War Papers , 3:224. .

К этому моменту на Уайтхолл обрушились как минимум 40 рейдов, и в ходе этих налетов 146 бомб легли в радиусе 1000 ярдов от Кенотафа – национального военного монумента [885] Кенотаф – главный британский памятник погибшим в Первой мировой войне. Сооружен в 1919 году. – Прим. пер . , расположенного в полутора кварталах от дома 10 по Даунинг-стрит, в самом сердце Уайтхолла.

В тот же день Черчилль написал «Мопсу» Исмею по поводу вторжения. Несмотря на рапорты разведки, вроде бы заставлявшие предположить, что Гитлер отложил планы по высадке в Англии, Черчилль по-прежнему считал, что к данной угрозе надлежит относиться серьезно. (Общественность придерживалась того же мнения: согласно одному из январских гэллаповских опросов, 62 % респондентов в наступившем году ожидали немецкого вторжения.) То, что на каком-то этапе Гитлеру надо будет «избавиться» от Англии, казалось очевидным, как и то, что ему нужно сделать это побыстрее, пока страна не слишком окрепла. Британия наращивала производство вооружения и снаряжения, а с принятием рузвельтовского Акта о ленд-лизе она вскоре начала бы получать мощный поток товаров и материалов из Америки. Черчиллевские старшие военачальники полагали, что у Гитлера нет иного выбора, кроме как начать вторжение, и воспринимали возобновившиеся бомбардировки Лондона и других английских городов как зловещее указание на то, что в фюрере проснулся интерес к этой операции.

Черчилля все это убеждало не так сильно, однако он в какой-то степени соглашался с их мнением – считая, что британские войска в метрополии и мирное население должны поддерживать как можно более высокую готовность к отражению немецкого нападения. Для Черчилля это означало, что из прибрежных поселений Англии население необходимо эвакуировать. «Мы должны начать убеждать людей уехать… – писал он «Мопсу» Исмею, – а тем, кто хочет остаться, объяснять, какое место в их доме является наиболее безопасным, и подчеркивать, что они не смогут покинуть эти края после отмашки флага (то есть начала вторжения)» [886] Там же, 225. .

Бивербрук, в свою очередь, донимал руководителей своих заводов призывами активизировать работу. «Необходимость постоянного наращивания усилий со стороны всех вовлеченных в авиапроизводство по-прежнему играет важнейшую роль с точки зрения безопасности страны перед лицом вторжения, угрожающего ей после того, как погода наладится, – указывал он в телеграмме, направленной 144 компаниям, участвующим в производстве корпусов самолетов. – Поэтому я прошу от вас гарантий, что в будущем работа на ваших предприятиях продолжится в том числе и по воскресеньям, чтобы можно было достичь максимального выхода продукции». Похожую телеграмму он разослал 60 компаниям, производящим оборудование для дегазации: «Устройства для дегазации необходимы настолько срочно, что я вынужден потребовать от вас работы в ночные и дневные смены, особенно же по воскресеньям» [887] Telegrams, Jan. 21 and 23, 1941, BBK/D, Beaverbrook Papers. .

Отбытие Гарри Гопкинса совпало с наступлением периода теплой, прямо-таки весенней погоды. Снег таял, из-под травы в Гайд-парке выглядывали крокусы. Джоан Уиндем после прогулки со своим «милым Рупертом» (обладателем кривоватой части тела) писала: «День солнечный, совсем весенний, голубое небо, замечательное чувство воодушевления. ‹…› Эти дневные часы – одни из самых счастливых, какие мы провели вместе. Нами обоими овладели одни и те же мысли – или скорее одно и то же легкомыслие» [888] Wyndham, Love Lessons , 171. .