Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Поначалу Фаррер сопротивлялся. Он пытался уговорить Бивербрука отказаться от этой мысли, напоминая: множество сотрудников самого министра слышали, как прямо после ланча в субботу он объявил, что отправляется в свой загородный дом. Но Бивербрук настаивал. Позже Фаррер напишет в своих воспоминаниях: «Думаю, задним числом для него было немыслимо, чтобы он, министр авиационной промышленности, мог не оказаться свидетелем этого катастрофического момента воздушной войны. Именно поэтому он упорно делал вид, что был там» [530] Farrer, G – for God Almighty , 62. .

Пожары еще полыхали, а команды спасателей извлекали тела из руин, когда Черчилль прибыл в Ист-Энд – как всегда, в сопровождении детектива-инспектора Томпсона (хорошо понимающего, насколько рискованны такие визиты). «Мопс» Исмей тоже поехал с ними, его добродушная собачья физиономия осунулась от недосыпа и от скорбного сострадания тем потрясенным лондонцам, которых процессия встречала на своем пути. «Разрушения – гораздо более опустошительные, чем я себе представлял, – писал Исмей. – Повсюду до сих пор бушуют пожары. От некоторых зданий, что побольше, остался лишь остов, а многие строения поменьше обратились в груды обломков» [531] Ismay, Memoirs , 183. . Особенно его поразило зрелище бумажных флагов Великобритании, воткнутых в кучи расщепленных досок и разбитых кирпичей. У него «просто комок подкатил к горлу».

Черчилль понимал все могущество символов. Он остановился у бомбоубежища, где бомба убила 40 человек и где сейчас собиралась большая толпа. Вначале Исмей опасался, что людей, пришедших посмотреть на это место, появление Черчилля разозлит – их могло возмутить, что правительство не сумело защитить город. Но эти жители Ист-Энда, казалось, были в восторге. Исмей слышал, как кто-то крикнул: «Старина Уинни! Мы так и знали, что ты заглянешь к нам. Ничего, мы всё переживем. Главное – хорошенько врежь им в ответ». Колин Перри (тот самый, который видел этот рейд со своего велосипеда) стал свидетелем этой встречи Черчилля с местными жителями и записал в дневнике: «Он выглядел неуязвимым – да он такой и есть. Несгибаемый, упорный, проницательный».

Ну да, несгибаемый. Но иногда он открыто плакал на людях – сраженный видом опустошения и стойкостью собравшихся лондонцев. В одной руке он держал большой белый платок, которым то и дело осушал глаза; другой – сжимал ручку трости.

– Видали, – крикнула одна старушка, – ему и правда не все равно, вон он как плачет!

Когда он подошел к кучке людей, печально глядящих на то, что осталось от их домов, какая-то женщина прокричала:

– А когда мы будем бомбить Берлин, Уинни?

Черчилль развернулся, потряс в воздухе кулаком и тростью – и проворчал:

– Я сам этим займусь!

При этих словах настроение толпы резко изменилось, как свидетельствует Сэмюэл Баттерсби, один из сотрудников правительства. «Боевой дух тут же окреп, – писал он. – Все были удовлетворены, все снова обрели уверенность» [532] Gilbert, War Papers , 2:788–789. . Он решил, что это идеальная реплика для такого момента: «Что мог бы сказать любой премьер-министр в такое время, в столь безнадежных обстоятельствах – так, чтобы эти слова не оказались жалкими и неподходящими, а то и откровенно опасными?» Для Баттерсби эта сцена стала типичным воплощением «уникального и непредсказуемого волшебства, которое являл собой Черчилль» – его способности преобразовывать «подавленность и страдания, вызванные катастрофой, в сурово прочную ступеньку к победе, которая рано или поздно наступит».

Черчилль с Исмеем продолжали осмотр Ист-Энда и вечером, поэтому сопровождавшие их тамошние портовые чиновники – и детектив-инспектор Томпсон – нервничали все сильнее. После наступления темноты непотушенные пожары будут служить маяками для нового авианалета – который наверняка состоится. Чиновники уговаривали Черчилля немедленно покинуть опасную зону, но, как пишет Исмей, «он закусил удила и заявил, что хочет увидеть всё» [533] Ismay, Memoirs , 184. .

Стало темнеть, и бомбардировщики действительно вернулись. Лишь тогда Черчилль и Исмей сели в свою машину. Водитель пытался проехать среди перекрытых и заваленных обломками улиц, и вдруг прямо перед автомобилем обрушилась целая груда зажигательных бомб, рассыпая искры и шипя, словно кто-то опрокинул целое ведро змей. Черчилль («разыгрывая неведение», как полагал Исмей) осведомился, что это за предметы упали с неба. Исмей объяснил ему – и, зная, что люфтваффе использует зажигательные средства для подсветки целей (по которым вскоре нанесут удар бомбардировщики), добавил: это означает, что их автомобиль теперь «прямо в "яблочке" мишени».

Впрочем, уже полыхавшие пожары тоже послужили бы ориентиром. Люфтваффе назначило первый рейд на дневные часы субботы, чтобы дать пилотам бомбардировщиков отличную возможность отыскать Лондон при естественном освещении – путем навигационного счисления, без помощи радионавигации. Зажженные ими пожары горели всю ночь, служа визуальными маяками для каждой последующей волны бомбардировщиков. Однако большинство бомб все равно упали мимо цели и распределились по городу случайным образом, так что Карл Спаатс, наблюдатель от американских военно-воздушных сил, записал в дневнике: «Началась бомбардировка Лондона – судя по всему, совершенно беспорядочная» [534] "Diary of Brigadier General Carl Spaatz on Tour of Duty in England," Sept. 8, 1940, Spaatz Papers. .

Черчилль с Исмеем добрались обратно на Даунинг-стрит уже поздно вечером. Центральный холл оказался полон сотрудников аппарата и министров, которые забеспокоились из-за того, что Черчилль не вернулся до наступления темноты.

Но Черчилль прошел мимо них без единого слова.

Собравшиеся набросились на Исмея за то, что он подверг премьер-министра такой опасности. Тот отвечал, что «всякий, кто воображает, будто в состоянии контролировать совершение премьер-министром увеселительных прогулок такого рода, приглашается в следующий раз попробовать осуществить этот контроль самолично». Пересказывая этот эпизод, Исмей отметил, что на самом-то деле он высказался гораздо грубее [535] Ismay, Memoirs , 184. .

Обеспокоившись, что истерия вокруг ожидаемого вторжения только усилит суматоху, генерал Брук, главнокомандующий британскими войсками в метрополии, уже в воскресенье утром выпустил инструкцию для подведомственных ему командиров: им следовало распоряжаться о том, чтобы в церковные колокола начинали звонить, лишь если они сами видели не менее 25 парашютистов, а не потому, что услышали, как колокола звонят где-то еще, и не на основании сообщений, полученных из вторых рук.