Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Мало того, в среду, когда Черчилль выступал со своей речью под аккомпанемент грохочущих зениток, пришли сообщения, что накануне ночью Королевские ВВС нанесли по Берлину массированный удар – «пока это самая жестокая бомбардировка из всех», писал Уильям Ширер в дневнике [551] Shirer, Berlin Diary , 401. . Впервые Королевские ВВС сбросили на немецкую столицу большое количество зажигательных бомб, отметил Ширер. Полдюжины из них упали в сад доктора Йозефа Геббельса.

Лондон продолжал подвергаться воздушным налетам, и обыденные заботы повседневности превращались в тяготы – как, например, бесконечное просачивание дождевой воды сквозь крыши, пробитые шрапнелью. Из-за дефицита стекла разбитые окна приходилось заделывать досками, картоном, брезентом. Как полагал Черчилль, сейчас, с приближением холодов, в планы Геринга, шефа люфтваффе, входило «разбить как можно больше стекол» [552] Gilbert, War Papers , 2:834 . Постоянно отключали электричество и газ. Поездки на работу стали долгим и нудным процессом – часовой путь мог растянуться часа на четыре, а то и больше.

Одним из худших последствий налетов стал недосып. Сирены, бомбы и постоянная тревога разрывали ночь в клочья – как и зенитные орудия, палившие теперь без умолку. Управление внутренней разведки докладывало: «Живущие поблизости от орудийных позиций страдают от серьезной нехватки сна. Ряд опросов, проведенных вблизи одного из орудий, установленных в Вест-Энде, показал, что люди, проживающие здесь, спят гораздо меньше, чем те, кто живет в нескольких сотнях ярдов отсюда» [553] Addison and Crang, Listening to Britain , 418. . Но никто не хотел, чтобы зенитки перестали стрелять: «Мало кто жалуется на эту нехватку сна – главным образом из-за воодушевления, появляющегося благодаря таким залпам. Однако это серьезное нарушение режима отдыха необходимо учесть».

Лондонцы, укрывавшиеся в общественных бомбоубежищах, обнаружили, что эти места мало приспособлены для сна, поскольку предвоенные планировщики систем гражданской обороны не ожидали, что вражеские авианалеты будут происходить по ночам. «Теперь я боюсь не бомб, а усталости, – писала одна государственная служащая в дневнике, который она вела для «Массового наблюдения», – когда пытаешься работать, пытаешься сосредоточиться, а глаза у тебя вылезают из головы, точно шляпные булавки, после того как ты всю ночь не спала. Я бы с радостью умерла во сне – если бы только смогла поспать» [554] Harrisson, Living Through the Blitz , 102. .

В ходе одного из опросов 31 % респондентов сообщили, что в ночь на 12 сентября им вообще не удалось поспать. Еще 32 % спали меньше четырех часов. Лишь 15 % заявили, что проспали более шести часов [555] Там же, 105. . «Разговоры вертелись вокруг одной темы – где и как спать», – писала Вирджиния Коулз. Вопрос насчет «где» вызывал особые трудности. «У каждого имелась своя теория на сей счет: кто-то предпочитал подвал; другие уверяли, что чердак или крыша безопаснее – вас не засыплет обломками так, что вы не сможете выбраться; кто-то рекомендовал узкую траншею, выкопанную в саду позади дома; нашлись и те, кто настаивал, что лучше забыть обо всем этом и с комфортом умереть в постели» [556] Cowles, Looking for Trouble , 440. .

Небольшая часть лондонцев использовала в качестве убежища метро, хотя из популярного мифа, возникшего позже, складывается впечатление, что все лондонцы толпами стекались на глубоко залегающие станции подземки. В ночь на 28 сентября, когда, по данным полиции, на станциях укрывалось максимальное количество людей, их общее число составило около 177 000 – примерно 5 % от всех, кто оставался тогда в Лондоне [557] Harrisson, Living Through the Blitz , 112. См. также: Field, "Nights Underground in Darkest London," 44n17, где отмечается, что в ноябре 1940 года лишь около 4 % лондонцев укрывались в метро «и аналогичных больших убежищах». В октябре 1940-го управление внутренней разведки приводило результаты одного исследования «Массового наблюдения»: согласно этому отчету, лишь примерно 4 % лондонцев пользовались общественными бомбоубежищами. Одной из основных причин, по которым респонденты (по их словам) избегали станции метро в качестве убежищ, являлся «страх быть погребенным заживо». См.: Home Intelligence Weekly Report for Sept. 30 – Oct. 9, 1940, INF 1/292, UKARCH. . И Черчилль поначалу хотел, чтобы именно так и было. Мысль о множестве людей, скопившихся на станциях метро, вызывала в его сознании кошмарную картину потери сотен, а то и тысяч жизней из-за попадания одной-единственной бомбы – если та проникнет сквозь толщу земли и доберется до платформ. И в самом деле, 17 сентября бомба попала в станцию метро «Марбл-Арч» (погибло 20 человек); а в октябре четыре прямых попадания в станции подземки оставят после себя шесть сотен погибших и раненых. Однако Профессор сумел убедить Черчилля, что необходимы глубокие убежища, способные вместить большое количество людей. «Поднимается очень внушительная волна недовольства», – сообщил ему Профессор, пояснив, что людям хочется «проводить ночь в тишине и безопасности» [558] Overy, Bombing War , 147. .

Впрочем, опрос, проведенный в ноябре, показал, что 27 % лондонцев используют свои домашние укрытия – главным образом так называемые убежища Андерсона, названные в честь Джона Андерсона, министра внутренней безопасности. Эти металлические конструкции следовало закапывать во дворах и в садах: считалось, что они способны защитить своих обитателей от всего, за исключением прямого попадания, хотя защита находящихся в таком убежище от затопления, плесени и пронизывающего холода оказалась непростой проблемой. Но значительно больше лондонцев (по одной из оценок, 71 %, что очень немало) просто оставались у себя дома: иногда в подвале, зачастую – в собственной кровати [559] Harrisson, Living Through the Blitz , 112. Оценка 71 %, выведенная на основе одного из исследований «Массового наблюдения», появляется в: Home Intelligence Weekly Report for Sept. 30 – Oct. 9, 1940, INF 1/292, UKARCH. .

Черчилль ночевал на Даунинг-стрит, 10. Когда появлялись бомбардировщики, он (к немалому ужасу Клементины) забирался на крышу, чтобы посмотреть.

12 сентября, в четверг, бомба массой 4000 фунтов (очевидно, типа «Сатана») упала перед собором Святого Павла и вошла в землю на глубину 26 футов, но не взорвалась. Чтобы до нее добраться, пришлось рыть специальные туннели. Три дня спустя ее со всеми предосторожностями подняли на поверхность. Рывшие туннели стали одними из первых, кто удостоился новой награды за гражданское мужество, учрежденной по требованию короля, – Креста Георга.

На другой день бомбы снова поразили Букингемский дворец, причем на этот раз от них едва не пострадала царствующая чета. К этому моменту она уже приехала из Виндзорского замка, под дождем, лившим с очень пасмурного неба: в такую погоду авианалеты казались маловероятными. Чета беседовала с Алеком Хардинджем, личным секретарем короля, в одной из верхних комнат, окна которой выходили на большую открытую четырехугольную площадку в центре дворца, когда они услышали рев самолета и увидели, как мимо пролетают две бомбы. Дворец содрогнулся от двух взрывов. «Мы переглянулись – и поспешно ретировались в коридор, – писал король в дневнике. – Все произошло за какие-то секунды. Мы все недоумевали, почему мы не погибли». Он был убежден, что дворец бомбили целенаправленно. «Многие видели, как самолет, вынырнув из туч, несется прямо над Мэллом; затем он сбросил 2 бомбы во внешний двор, 2 – во внутренний четырехугольник, 1 – на Часовню, еще одну – в сад». Констебль, состоявший в охране дворца, сказал королеве, что это была «очень впечатляющая бомбежка» [560] Wheeler-Bennett, King George VI , 468. .