Валерий Хайрюзов - Черный Иркут

— Вставай, другарь, ты уже дополз до Белграда. Войны там нет!

Сергей поднялся, и тут же над головой просвистели пули. Он вновь упал на дно канавы и услышал, как приближается шум дождя, поднял голову и не увидел стоявшего на противоположной стороне дороги дома — вода падала стеной. Сергей встал во весь рост и, придерживая котёнка, зашагал к двери.

— Эту партию ты выиграл, — сказал ему Ратко. — Она хотела выскочить из окна за тобой. Еле удержали. Мы не могли позволить себе этого. Милица — та девойка, которая дорого стоит, — и громко обратился к собравшимся: — Давайте выпьем за то, ради чего не страшно отдать жизнь.

— Предлагаю выпить за женщин! — поддержал его Сергей. — Стоя и до дна.

Все налили в кружки и встали. Ратко, посматривая на приумолкнувших товарищей, сказал:

— Русские — странные люди. Особенно мужчины. Сидят, пьют, разговаривают, как все нормальные люди. Но как только доходит до третьего тоста, все вскакивают и пьют стоя. Спрашиваю: зачем вы это делаете? Отвечают: пьём за женщин. Я пожимаю плечами: почему стоя? Вы что, их всех погребли?

Все засмеялись. Но Милица не смеялась, она с какой-то грустной улыбкой смотрела на Сергея, на заботливо поставленный в гильзу от снарядов мокрый букет пионов, рядом с которым догорала тоненькая свеча; потом попросила у Ратко закурить. Сергей ни разу не видел её курящей. Ратко достал из пачки сигарету, щёлкнул зажигалкой и, что-то говоря по-сербски, присел рядом с ней на ящик из-под снарядов. Через минуту он тихо затянул песню. Сидящие вокруг стола сербы встали, положив руки друг другу на плечи, подхватили и понесли песню сквозь шумящий за окном дождь. Ратко с Милицей остались сидеть. Обняв одной рукой плечи девушки и размахивая другой, он вёл песню:

Сергей не заметил, когда погасла свеча. В наступившей темноте по отсвету сигаретного огонька он ревниво следил за её лицом. Ему было больно и хорошо одновременно. Он знал: убери Ратко руку с плеча Милицы, и боль ушла бы в сторону. Сергей признавал: пели они классно, аж до мурашек по телу. О чём была песня? Наверное, каждый слышал в ней что-то своё. Но чувствовалось, что в эту минуту они были близки и едины как никогда.

Вскоре за Милицей приехала машина. И, вмиг сделавшись ещё более далёкой и недоступной, она начала собираться. Сергей отметил: после такого дружеского ужина её даже не попытались уговорить остаться ночевать, как сделали бы где-нибудь в России. Все словно по команде встали и пошли её провожать. Прощались с уважительным вниманием, точно она была представителем командования Сараевского фронта. Милица что-то говорила по-сербски Ратко, тот с серьёзным лицом согласно кивал. Перед тем как сесть в машину, Милица подошла к Сергею.

— Ты больше никогда этого не делай, — попросила она, и он, виновато улыбнувшись, развёл руками:

— Я же тебе говорил: медведь. Как ты однажды выразилась: не спретан медведь.

— Верно, верно, — улыбнулась Милица. — Ползающий за котятами русский мишка.

Гроза ушла куда-то в горы. Было свежо, резко и пряно пахло травой, листвой, ещё теми неповторимыми запахами, которыми может пахнуть южная ночь. Гроза напомнила о себе ещё раз, устало ударив издали, не сильно, а так, для острастки. От неожиданности Милица пригнула голову. Увидев её детский испуг, Сергей вдруг представил, как ещё день назад она ходила по улицам Сараева, как переходила линию фронта, и подумал: чаще всего люди боятся того, чего не видят. И даже здесь, привыкнув к смерти, поджидающей на каждом углу, люди всё равно остаются теми, кем были до войны.

— Подожди одну минуту! — воскликнул он. — Я сейчас вернусь.

Сергей бросился в дом, на ощупь нашёл всё ещё мокрый букет пионов и, топая ботинками, помчался обратно. Милица ждала его возле машины. Пристукнув каблуками, он торжественно протянул цветы девушке.

— Ой, Серёжа, прости! — смущённо проговорила Милица и, взяв букет, поцеловала его в щёку.

— И только? — удивился Сергей. — У нас говорят: Бог любит троицу.

Под одобрительные шутливые выкрики он, обняв девушку, чмокнул её сначала в одну щёку, потом в другую. Третий поцелуй получился настоящим. Он, и сам не понимая, как это произошло, вдруг ощутил её мягкие губы. Под ним качнулась и куда-то поплыла сараевская земля. И вдруг услышал насмешливый голос Ратко:

— Серж, останови штурм. Милица тобе не дворец Амина!

Милица, спрятав лицо в букет, нырнула в раскрытую дверцу машины.

Моджахеды всё же пристрелялись. На другой день вечером возле дома их накрыл снаряд. Убило двоих. Ещё несколько человек получили ранения. Сергей отделался, можно сказать, легко — его контузило. Но всё равно попал на больничную койку. Его отвезли в госпиталь, который размещался в Пале.

Когда-то до войны здесь была маленькая сельская больница. Сейчас она была заполнена изуродованными людьми: бойцами, женщинами, детьми. Особенно больно было видеть покалеченных детей. Как-то к Сергею на маленьких культях подполз малыш и, желая познакомиться, начал что-то говорить. Сергей пожал плечами, показывая, что не понимает, он уловил лишь то, что малыша зовут Воиславом и фамилия у него Джаич. Малыш уполз к себе, достал из-под матраца свои нехитрые богатства — подаренные кем-то игрушки — и вернулся обратно, предлагая поиграть с ним. У Сергея подступил комок к горлу. Завтра он встанет и выйдет отсюда на собственных ногах, а этот малыш с живыми чёрными глазами — никогда.

Уже через день Сергей убедился, что может спокойно обходиться без переводчиков. К нему подходили ходячие раненые, заводили разговоры о России, интересовались, откуда он родом, и, когда Сергей называл место, удивлённо качали головой. Некоторые доставали фотографии своих детей и показывали как самую дорогую вещь.

«Всё как у нас, — думал Сергей. — Те же боли и заботы. Привезти бы сюда братца Петю. Может, встали бы у него мозги на место. Так ведь не поедет. Он скорее согласится полететь в Китай за шмотками».

Когда Сергея должны были выписать, в госпитале неожиданно появились Зоран Пашич с Милицей.

— Я тебя по всей Боснии разыскиваю! — закричал он. — Спасибо Милице, помогла. Я навёл шухер. Тохоль предлагает нам съездить в Баня-Луку — выступить на телевидении и повстречаться с народом. Сейчас русские там редкие гости. Кроме того, нас пригласили в Книн, я договорился с Миланом Мартичем. Он хочет встретиться с русским журналистом.

— Зоран — друг президентов и премьеров, — засмеялась Милица. — Он и меня завербовал корреспондентом в вашу команду. Водитель у нас прежний — Мишко. Правда, машина другая, немецкая. Теперь, я думаю, у нас не будет проблем. А ещё Ратко велел передать тебе это.