Валерий Хайрюзов - Черный Иркут

Милица протянула свёрток, в котором были натовские армейские ботинки и бумажный пакет с фруктами.

— Что ж, я согласен, — подумав немного, сказал Сергей. — Это лучше, чем валяться на больничной койке. А это давай отдадим моему товарищу Воиславу Джаичу. Он вон там, под кроватью, с машиной играет.

Взяв пакет, он подошёл к малышу. Тот оставил игрушку, поднял голову и вопросительно посмотрел на подошедших.

— Воислав, меня выписывают. А это тебе, — Сергей кивнул на Милицу, — вот эта тётя принесла.

— Да-да — тобе, — поймав недоверчивый взгляд малыша, сдавленным голосом проговорила Милица. — Тобе!

— Его из Сараева привезли, — стараясь не глядеть в наполненные слезами глаза Милицы, сказал Сергей, когда они вышли из больницы. — Родителей у него нет. Говорят, кто-то из родственников живёт в Книне. Но как сейчас туда добраться?!

Уже в машине Зоран начал рассказывать последние новости из России:

— Шамиль Басаев совершил акцию в Будённовске, захватил роддом и расстрелял лежащих там раненых лётчиков. А перед этим они шли по городу и, как баранов, загоняли людей в больницу. С ним было много наёмников. Ты же знаешь, отсюда в Чечню к Басаеву уехало несколько десятков добровольцев Изетбеговича. Он и сам когда-то воевал против русских под Сталинградом.

— И что в Будённовске? — спросил Сергей.

— Черномырдин отпустил Басаева с миром. Басаев теперь национальный герой среди всех правоверных. Когда пытались взять больницу, русских погибло больше сотни человек. Те, кого Басаев отпустил, проклинают спецназовцев и говорят, что чеченцы лучше.

— Ну да, волк режет стадо, а стадо клянётся в любви к волку.

— Неужели они и после этого ничего не поймут? — спросил Зоран. — Ведь вот так же и у нас мусульмане врывались в деревни и резали людей, как скот. Ты вот только что показывал малыша без ног. Скажи, в чём его вина?

— Ненависть — оружие массового поражения. Она не выбирает и не разбирается, кто прав, а кто виноват, — начал заводиться Сергей. — Она как чума. Политики умело играют на самых низменных чувствах. Взорвали бомбу на рынке в Сараеве, показали миру — и образ врага готов. Если это будет выгодно, они взорвут весь мир. Депутат Коршунов в позапрошлом году ездил в Америку. Приглашал его Висконсинский университет на конференцию тюркских народов, проживающих на территории бывшего Советского Союза. Он потом рассказывал: такой злобы к сербам и русским ещё не встречал. Когда дали слово, он начал с шутки: мол, послушал я вас, господа хорошие, и понял — исчезни русский и сербский народы, тогда все тюркские проблемы мгновенно разрешились бы. Националисты после такого выступления готовы были его разорвать. Как говорится, маски были сброшены. Коршунов приехал и сказал: наши дураки готовы все двери перед ними распахнуть, а турки и НАТО готовы сровнять с землёй Белград и Москву. Вот результаты нашей гнусной политики.

— Я думаю, всё уже решено, — задумчиво про говорил Зоран. — Осталось ждать развязки.

Территория Республики Сербской вытянулась на тысячу километров и напоминала гигантскую ломаную подкову. Одним боком она упиралась в Дрину, другим — в Савву. С противоположного конца, вытянувшись в сторону Адриатического моря, к ней примыкала Сербская Краина. Обе половины подковы соединялись между собой тоненьким Посаввинским коридором, посреди которого стоял город Брчко.

При подъезде к Брчко их остановила застава.

— Брчко обстреливают, — объяснила Милица. — Они говорят, дальше ехать опасно.

Сергей вылез из машины, посмотрел на небо, по которому плыли лёгкие белые облака. Было тепло, тихо. Казалось, земля, деревья, дома прислушиваются к себе и боятся спугнуть тот короткий и хрупкий мир, который на какой-то миг опустился отдохнуть от грохота и дыма на эти поля.

— У нас про такую тишину говорят: ангел про летел, — сказал Сергей. — Но стрельбу всё равно не переждёшь.

Милица согласно кивнула головой и села в машину. После сараевского перекрёстка они уже научились понимать друг друга без слов. Через несколько километров услышали гул канонады, увидели стоящие вдоль дороги дома, окна которых были закрыты длинными, поставленными торчком досками. Хорватская сторона была рядом, за Саввой, в каких-нибудь шестидесяти метрах. Сергей подумал: если там сидят снайперы, то расстрелять машину не представляет труда. Дорога шла по самому берегу. Несмотря на обстрел и близость вражеского берега, женщины на полях собирали сено. Казалось, война, стрельба и всё, что с этим связано, их не касались вовсе. Центр города Брчко был пустынен и казался мёртвым. Дома зияли пустыми глазницами окон. Мишко ехал на предельной скорости. Вдруг впереди, метрах в ста от машины, земля вспучилась и комьями полетела в разные стороны. Крошки асфальта долетели до лобового стекла. Сергей инстинктивно пригнул голову. Мишко лихо объехал свежую воронку и поехал дальше. Через несколько секунд позади них раздался взрыв.

«Берут в вилку, — подумал Сергей. — Следующий снаряд может стать нашим».

Справа мелькнул и пропал остов взорванного моста через Савву, чуть далее у дороги выплыл и скрылся за спиной скелет сгоревшего танка.

— Ну вот, проскочили, — как ни в чём не бывало проговорил Пашич. — С такой скоростью через пару часов будем на месте.

Баня-Лука, когда-то бывшая столица Боснии, встретила их огромной толпой возле городской скупщины. Поначалу Сергей подумал, что здесь проходит европейский конкурс красавиц. Такого обилия молодых, модно одетых девушек в одном месте ему встречать ещё не приходилось. Но всё оказалось гораздо проще. Милица объяснила, что сегодня в городских школах и колледжах выпускной бал и, по традиции, молодые люди вместе со своими родителями собираются в одном месте. В её голосе прозвучали грустные нотки. Сергей, улыбнувшись, спросил:

— А у тебя на выпускном балу какое было платье?

— Длинное, чёрное. Рядом со мной была мама. Она тоже надела чёрное. Мы с ней были как сестры. Ей тогда было всего тридцать четыре года. А сейчас она вся седая. Как давно всё это было. Кажется, прошла целая вечность. У меня такое ощущение, что это никогда не вернётся. Я никогда не буду такой весёлой и беззаботной. Остаётся только грустить и смотреть, как веселятся другие.

— Не надо так, — тихо проговорил Сергей. — У тебя ещё всё будет.

Милица не ответила, она подняла с мостовой оборванную ветку акации и положила на газон.

Поздним вечером они вышли из гостиницы и долго бродили по тихим, утопающим в зелени, красивым улицам города, смотрели на поздних прохожих, останавливались возле старинных зданий. Милица читала ему свои любимые стихи, он, улыбаясь, слушал. Ему казалось, он уже когда-то ходил по этим улицам и видел похожие дома. Сергей уже успел заметить, что у каждого сербского города было своё неповторимое лицо. Баня-Лука почему-то напоминала ему огромную пушистую рысь, которая, спрятавшись среди деревьев, жёлтыми глазами фонарей смотрит в тёмное ночное небо и пытается угадать свою судьбу. Когда Сергей сказал об этом Милице, она рассмеялась: