Александр Котов - Уральский самоцвет

Хорошо у мамы дома, но отдых кончается, пора браться за учебу. Как-то будет на новом месте с новыми товарищами-студентами, с новыми профессорами? Ведь Толя проделал очень серьезную жизненную «длинную рокировку». С механико-математического факультета Московского университета перевелся на экономический факультет Ленинградского. Что скрывать, нашлись строгие критики, упрекали Карпова — ради шахмат пожертвовал любимой когда-то математикой, иные утверждали, будто просто не смог совмещать участие в турнирах с учебой. Зря они, критики! Разве экономическая наука наших дней легче математики? Потом со способностями Карпова, его систематичностью, любовью к порядку он сумел бы справиться и с любыми задачами.

Толе давно нравился Ленинград, теперь он становился все более близким городом.

Но конечно же, не это было решающим. Тренер-друг — вот что было главным. Желание быть всегда рядом, вместе работать.

Семен Абрамович Фурман — общение между ними к тому моменту стало таким тесным, творческая дружба столь неразрывной, что дальше жить в разных городах было просто невозможно. Посоветовавшись с родителями и доброжелательно относившимися к нему шахматными руководителями, Толя принял очень нужное жизненное решение.

И сразу же понял — решение было верным. Находиться всегда рядом с таким преданным тренером, иметь возможность в любой момент позвонить ему по телефону и сообщить: нашел интереснейшую новую идею в варианте Смыслова в испанской партии. А затем приехать к нему домой, часок-другой посидеть за разбором сложнейшей позиции. Именно это и было главной причиной переезда в Ленинград — шахматами теперь можно заниматься с большей результативностью.

Впереди ведь немало турниров. Семен Абрамович сказал: нужно постараться в ближайшие год-два завоевать звание гроссмейстера. Непросто это сделать, нужно много работать. Конечно, попытаюсь добиться этого на международном турнире в Каракасе. Не Удастся — будем искать другие возможности. Но до Каракаса еще нужно сперва сыграть в матче Венгрия — СССР, затем на командном первенстве Вооруженных Сил в Ленинграде. А потом — первенство РСФСР в Куйбышеве. Очень важный турнир, ведь в этом году российский чемпионат будет в то же время полуфиналом всесоюзного первенства. В общем, турниров много, но главные среди них — чемпионаты России и Советского Союза, а также турнир в Каракасе и связанные с ним надежды на получение звания гроссмейстера.

Поговорите по душам с каким-нибудь опытным гроссмейстером, и он признается вам откровенно: всю жизнь его мучил вопрос о роли случайности в турнирных сражениях, о превратности шахматного счастья. Пожалуется гроссмейстер, а может, даже вас попросит ответить: почему в одном турнире все складывается отлично — ты выигрываешь партии, стоящие для тебя сомнительно, противники твои допускают неточности и грубые просчеты, а когда ошибешься ты — партнер порой даже не замечает твоей оплошности. Это «твой» турнир — отличный турнир! А вот в другой раз — ну будто проклял кто! Что ни задумаешь — не проходит, даже самые слабые аутсайдеры по десять партий подряд проигрывают, но как дойдут до тебя — становятся «чемпионами мира» — играют как звери! Достаточно тебе допустить малейшую неточность — и ты мгновенно получаешь ноль. В общем, играешь так, как воюет на войне сапер: одна ошибка — и взлетаешь на воздух!

В чем причина? Спортивная ли форма у тебя другая или разное состояние твоих противников? И то объяснение ищешь и другое. Одно несомненно — роль случайности в шахматных соревнованиях значительна, случай властно врывается даже в самые логические стройные партии; врывается в виде неожиданных тактических ударов, обидных просчетов. Подмечено также, что случайность играет порой заметную роль и в целых турнирах, недаром существует поговорка: «Везет, как первому призеру». Конечно же, нужно бороться со всем случайным, предупреждать его; известно — человеку точному, аккуратному, с сильной волей и выдержкой случайности менее страшны, но все равно даже у самого спокойного бывают неудачи, «и на старуху бывает проруха!».

С нетерпением ждал Анатолий Карпов международного турнира в столице Венесуэлы — Каракасе. Это была первая для него возможность завоевать желанное звание международного гроссмейстера. Ранее он не мог стать гроссмейстером: по положению ФИДЕ такое звание может получить шахматист, носящий звание международного мастера, то есть то, которое Толя только что получил в юношеском чемпионате мира. Теперь же перед ним открылась счастливая возможность повыситься в звании. Это была его первая попытка, но разве его коллеги не получали аналогичное звание именно в первом турнире?

Гроссмейстер — большой мастер. Это старинное звание в наши дни применяется, пожалуй, только в шахматах. Его очень уважают, хотя не всегда могут расшифровать, говорят порой «гоффмейстер». Когда-то звание «гроссмейстер» встречалось редко; его ставили перед именами только очень крупных шахматистов, в наши дни оно — увы! — изрядно девальвировалось.

Раньше гроссмейстером называли шахматиста, завоевавшего первое место в турнире сильнейшего состава и показавшего к тому же высокое содержание игры в ответственных турнирных партиях. Официального присвоения звания не было — просто в момент успеха репортеры сразу всех газет начинали называть триумфатора гроссмейстером и звание постепенно утверждалось в шахматном мире.

В СССР в течение 18 лет (1917—1935) не было ни одного гроссмейстера. Первым это звание получил М. Ботвинник в 1935 году, через два года его был удостоен Г. Левенфиш, еще через два года — автор этих строк (господи, как давно это было!). В следующее десятилетие пришла целая плеяда гроссмейстеров: В. Смыслов, И. Бондаревский, А. Лилиенталь, И. Болеславский, С. Флор, П. Керес, Д. Бронштейн, В. Рагозин. В турнирах послевоенного времени первыми к финишу неизменно приходили советские шахматисты, это привело к резкому неравенству количества гроссмейстеров у нас и за рубежом. Вот тогда-то Международная шахматная федерация решила присваивать звание гроссмейстера не только за первое место, а просто в том случае, если ты набираешь определенный процент очков — норму, устанавливаемую в турнире в зависимости от силы играющих. Конечно же, получать звание стало значительно легче — стать гроссмейстером стало возможным, заняв и седьмое и даже девятое место. К тому же противники в последних турах бывают очень добрыми и не откажутся дать столь нужные пол-очка, сведя партию вничью.

— С кем вы меня познакомили? — спросил меня Макс Эйве на турнире в Пальма де Мальорке в 1967 году.