Александр Котов - Уральский самоцвет

— Помилуйте, профессор, вы же президент ФИДЕ! Этот человек уже десять лет носит звание гроссмейстера.

Нечего говорить, что шахматисты масштаба Карпова набирают необходимую норму без труда, и лишь волнение мешает иногда им делать это с первого раза.

Перед началом турнира в Каракасе молодой ленинградский студент не питал больших надежд на то, что в этом соревновании он станет гроссмейстером. Это была не скромность, а скорее рассудительность. Всего только пять партий сыграл Карпов за свою жизнь с гроссмейстерами, причем не высшего уровня, не с чемпионами мира и даже не с претендентами. Из этих партий две Толя выиграл, одну проиграл. Счет вообще-то неплохой, но в Каракасе играют гроссмейстеры высокого класса. Леонид Штейн, Борислав Ивков, Оскар Панно, Пал Бенко — неоднократные участники турниров претендентов, не говоря уже о других турнирах значительного квалификационного состава. Ну что ж, успокаивал сам себя Анатолий, попробуем, померяемся силами. Мое дело играть, а результаты будем потом подсчитывать.

Настроение поэтому было спокойное, мирное.

— Я просто хотел поиграть, наконец, с сильными шахматистами, — говорил Карпов. — Вспомнил о гроссмейстерской норме после удачного старта, где мне пришлось встретиться с несколькими известными шахматистами. Кстати, в этом турнире, как и на первенстве РСФСР, по жребию мне достался ставший теперь счастливым шестой номер.

Счастливый шестой номер. Толя проговорился, но он всего лишь высказал открыто то, о чем порою думают про себя многие гроссмейстеры. Счастливый номер — как ждут его при жеребьевке, как радуются, когда вытащат именно его, как огорчаются, когда их «счастье» достается другому. Могу признаться лично: мои самые высокие турнирные достижения бывали тогда, когда я при жеребьевке вытаскивал номер седьмой или тринадцатый. Один мастер когда-то сказал мне, что игроки в бильярд особенно любят именно эти две цифры, и я «принял их на вооружение». И не жалею.

Строгий читатель скажет: что за суеверие? Совсем нет. В ряде видов деятельности, где немалую роль играет случайность, человек перед началом выступления или сражения хочет хоть на йоту «обезопасить себя» верой в то, что условия спортивного поединка или театрального выступления, а порою даже и испытательного полета складываются для него удачно, все говорит о возможности отличного итога.

Скажу больше: многие следят за благополучными совпадениями и в начале турнира и в ходе сражения. Их радует вытянутый «счастливый» номер при жеребьевке, они станут ходить в одном и том же костюме в случае успешного итога борьбы и тотчас сменят этот костюм на другой после проигрыша. Они готовы просить судью посадить его на определенное место, конечно, не упомянув при этом, что заставляет их это сделать прошлая победа именно на этом же месте. Ну, а в состязаниях рангом повыше — там можно выписать и «счастливое» кресло из Аргентины, объясняя этот каприз тем, что только на нем удобно сидеть.

Радость, когда вытянешь «счастливый» номер при жеребьевке. Ну, а если достанется другой? В этом случае, думаю, гроссмейстер не очень расстроится, хотя все же тринадцатый или седьмой лучше. Покойный Леонид Штейн однажды вытянул по жребию № 1. Казалось, отлично! Но друзья тут же подсчитали: против Антошина, имеющего по жребию тринадцатый номер, Штейн играет в тринадцатом туре, тринадцатого декабря. Пришлось осторожно делать ничью.

Шестой номер вселял уверенность в молодого юношеского чемпиона мира — все предвещало успех и в Каракасе. Кстати, это не единственное число, которое любит Анатолий Карпов, еще с большей охотой играет он в турнире под номером тринадцать. На Западе, например, в ряде стран даже комнаты в отеле под этим номером нет, а вот Карпов держится противоположного мнения.

— Тринадцатое число для меня счастливое, — заявил Карпов как-то корреспонденту, — это я проверял много раз.

Сильный характер Анатолия, его выдержка, спокойствие и крепкие нервы, казалось бы, дают основание полагать, что случайности для него не страшны. Увы, это совсем не так! Говоря о случайностях, Толя заметил:

— В игре, особенно на высшем уровне, они могут повлиять на шахматную судьбу. Однако со случайностями, как и с судьбой, можно и нужно бороться.

Он был полон желания поиграть с сильными шахматистами, решимости бороться с судьбой, приложить все силы для того, чтобы добиться звания гроссмейстера. Однако во многом турнир в Каракасе сложился для него неудачно.

Поначалу все шло нормально — шахматный «детективный роман» развивался медлительно, безмятежно. Он даже радовал Карпова, внушал уверенность «жизнеутверждающими» результатами, успехами. Первая партия против американского гроссмейстера Артура Бисгайера. Толя еще ни разу не играл с зарубежными гроссмейстерами, поэтому маневры его осторожны, действия порой нерешительны. Об этом говорят примечания самого Карпова к партии.

«Пожалуй, здесь следовало сыграть дэ-четыре, дэ-пять, но я пока еще полностью не сосредоточился и не вошел в борьбу» — к 8-му ходу конем.

«И вот тут я заторопился. Прежде чем вскрыть линию, надо было отвести короля на бэ-один и сдвоиться по вертикали» — к 27-му ходу пешкой.

«Никак не мог понять, что делать дальше. Лишь позже, к новому доигрыванию, мы — Л. Штейн и я, — установили, что для реализации перевеса необходимо разменять ферзей» — к 47-му ходу конем.

Сказывался недостаточный опыт Анатолия в международных соревнованиях, непривычный режим. В Каракасе играли по такому турнирному режиму: пять часов игры, потом перерыв на ужин, после чего партии доигрывались. В случае, если какая-либо встреча не кончалась, игра возобновлялась утром следующего дня в десять часов. Для любящего поспать юноши девятнадцати лет — нелегкие условия.

К той же партии с Бисгайером Карпов дает такое примечание:

«Когда было сыграно конь же-пять, пошел первый час ночи, и, честно говоря, я соображал совсем немного».

Учтите еще разницу в несколько часов во времени между Москвой и Каракасом. Все путается в голове, в привычках.

«Наутро в 10 часов предстояло вновь доигрывать эту позицию».

Партия против Бисгайера кончилась ничьей — детектив разворачивался медленным темпом.

И дальше на душе царило спокойствие — события происходили приятные, радовали. Венгерский шахматный ветеран гроссмейстер Гедеон Барца сопротивлялся довольно долго, но все же допустил серьезную ошибку и на 34-м ходу был вынужден остановить часы. В третьем туре жребий свел Анатолия с молодым югославским гроссмейстером Бруно Пармой.

«Когда я шел на игру, — пишет Анатолий, — то не мог отделаться от мысли, что в следующих турах меня ждут более слабые соперники. Имел я уже «плюс одну» (шахматисты, при оценке турнирных шансов, обычно вычисляют, на сколько половинок они превысили пятидесятипроцентный результат. Это значительно упрощает подсчет при неодинаковом количестве сыгранных партий. — А. К. ), и не было необходимости в особом дебютном риске. Словом, если говорить совсем откровенно, поначалу я не возражал против ничьей».