Ольга Громова - Вальхен

— Может, мы уже в Польше, почём ты знаешь, какие тут партизаны.

— Не, мы не в Польше. Там колея другая… Состав бы не прошёл. Белоруссия, наверное.

От негромких этих разговоров веяло обыденностью и… смирением, что ли.

«Как быстро мы все привыкли к этой дороге, — подумалось Вале. — Говорят, будто суп на кухне обсуждают».

— Auf den Wagen! — закричал конвоир, стоявший с винтовкой наперевес.

— По вагонам! — донёсся издали голос переводчика.

Быстро и привычно забрались пленники в вагон, и через несколько минут поезд тронулся. Люди устраивались, чтобы хоть как-то спать.

Валя сидела, как и раньше, у стены и думала о своём, машинально отмечая тихую возню на мужской стороне.

— Напрасно вы, ребята, — услышала она голос Костаса. — Всех подведёте под расправу, да и сами неизвестно, далеко ли уйдёте. Лучше бы мой план…

— Нет, Костя, мы через лес едем. Здесь можно уйти. Ночь, не заметят.

— Ш-ш-ш!

Тихий говор стал совсем неразборчивым.

…Далёкий крик и выстрелы услышали не все. Большинство путников спали. Только Костас да ещё двое парней вздрогнули и притихли, боясь произнести вслух то, что подумалось.

Перед утренней стоянкой обитатели вагона поняли, что их стало меньше. Четверых парней из шестнадцати не было. Наспех задвинутая чемоданом и узлом дырка в полу объясняла их отсутствие.

— Ушли? — спросила Марьяна. — Отчаянные… Дай бог, чтоб не попались.

— Стреляли ночью. Мы не поняли где. Ребята планировали между рельсами лечь и уйти, когда поезд пройдёт. Всего два вагона и надо было пропустить.

— Кто их ночью мог в хвосте заметить? Если только на патруль какой нарвались…

— Мало ли, может, фрицы на задней площадке часового поставили.

— Верняк, поставили. Может, в них и палили.

— Так! Товарищи! — встала Марьяна. — Если мы не хотим все попасть под расстрел, молчим. Нас столько и было! Дырку заложите как можно лучше. Доски-то не выбросили ведь?

— Куда ж их выбросишь…

— Маскируйте быстро! Тормозим уже!

Ещё не все спросонок поняли, что произошло, но чувствовали, что в вагоне опять возникло какое-то напряжение. Люди тревожно спрашивали друг друга, что случилось, и столь же тревожно замолкали.

Поезд остановился.

— Выйти всем! Быстро! — командовали конвоиры.

Пока солдаты бежали вдоль состава и выдавали хлеб, конвоиры у каждого вагона выхватывали по два человека и сгоняли их в одну группу под насыпью.

Вдоль путей быстро шёл офицер с переводчиком.

— Внимание! — кричал переводчик, стараясь, чтобы его было слышно как можно дальше. — Сегодня ночью была попытка побега! Она пресечена, и беглецы убиты! Если кто-нибудь ещё попытается убежать, за каждого убежавшего будет расстреляно по два человека от вагона!

Несколько солдат направились к группе стоящих под насыпью. В молчании провожали их взглядами остальные. «Убили, всех убили, — крутилось в голове у Вали. — Не убедил их Костя». Валя оглянулась на него. Костас стоял, опустив плечи и глядя в землю, но вдруг сделал резкий шаг вперёд.

— Не дури, Костя, — ухватил его за плечо один из друзей. — Что толку, что тебя убьют? Здесь от тебя пользы больше!

— Это я виноват! Я их не отговорил! Знал же, что… если обнаружат — других расстреливать будут. Пусть лучше меня, чем…

— Костя, — угрожающе сказал парень. — Сделаешь ещё шаг — сам в морду дам. Ты не виноват! Ты что, Серёгу не знаешь? Или Андрюху? Их же отговорить невозможно, если они что задумали. Что теперь…

— Если кто-то ещё попытается уйти через окна, — перебил разговор голос переводчика, — пусть знают, что у нас на крышах ночной патруль!

Ни конвой, ни переводчик не услышали вздоха облегчения и тихих возгласов, прошелестевших по группе из третьего с конца вагона.

— Не наши! Наши ушли! Есть надежда, что ушли…

К людям, стоящим под прицелом четырёх солдат, приближался офицер.

Взгляд Костаса посветлел.

— Герр официр! — крикнул он громко, чтобы его услышали конвой и офицер.

Спутники Костаса напряглись: что он задумал?

Офицер обернулся и сделал несколько шагов в сторону Костаса. Рядом возник переводчик.

— Герр официр! Если охрана убила негодяев, которые убежали, то зачем убивать ещё двадцать человек, которые могут работать на благо Германии? Я уверен, что они не знали о намерении тех людей бежать!

Переводчик растерянно перевёл.

— Герр официр! — продолжал Костас. — Ваша логика и немецкий порядок не могут этого допустить. Ведь мы едем в Германию работать? Чем больше нас приедет — тем лучше?

Офицер изумлённо смотрел на странного парня. А этот русский не так глуп… Офицер повернулся к конвою:

— Abbrechen! In die Waggons! [66] Отменить! По вагонам! (нем.)

Охранники знаками велели всем расходиться по вагонам. Люди, всё ещё не веря в своё избавление, стояли, будто остолбенев.

— Шнеллер! Шнеллер! Ин ди вагонс! — зазвучало отовсюду.

Пленники кинулись к поезду. У какой-то женщины от пережитого ужаса подкосились ноги. Её подхватили под руки, чтобы не упала, и втащили в дверь. Наверное, ещё ни разу они не грузились в эшелон с такой скоростью.

Костас запрыгнул в вагон, подал руку Асие. Взобравшись, пожилая татарка вдруг распрямилась в полный рост и низко поклонилась Костасу. Тот растерянно смотрел на женщину.

— Что вы, Асие бита?

— Ты молодец. Ты сын своего отца. Он оттуда, — Асие подняла руку вверх, — видит тебя.

Костас ошеломлённо молчал.

— Молодец, Костя! — похлопала его по плечу Марьяна.

— Ну ты моща! — Парни хлопали Костю по спине, подталкивали кулаками. — Даёшь стране угля!

— Отстаньте, ребята!

Поезд дёрнулся и стал набирать скорость. Костас подошёл к чемодану с продуктами.

— Гады, воды не дали. У нас совсем мало. Как теперь до вечера? И продукты заканчиваются. Четвёртый день сегодня… как дальше-то?

— Значит, уменьшим порции, — сказала Марьяна. — Зато вот хлеба лишняя буханка. Не пересчитали они нас, слава богу. Не забудьте, товарищи! Если переводчик или охрана спросит: нас сорок три! Драй унд ферцих! А если, наоборот, станут сами считать — нас и было тридцать девять!

— Спросят они нас, как же! Не настолько они идиоты! Сами сосчитают…

— Пока не считают — молчим! А там видно будет.

День пошёл своим чередом в тревожных мыслях, тяжёлой дремоте, разговорах, со вспышками раздражения, гнева, отчаяния… всё как всегда в этом эшелоне горя, едущем неизвестно куда.

Неожиданно поезд дал гудок, стал тормозить и остановился. Это было странно — остановка среди дня. Состав стоял, но привычных команд слышно не было, и двери не открывались.

— Где мы? Что это? — стали спрашивать с разных сторон.

Парни, привычным уже способом взобравшись на плечи друг к другу, выглядывали в окна.