Ольга Громова - Вальхен

— Руссен! — услышали пленники звонкий голос. На соседнем перроне стояла группа местных жителей, и мальчишка лет десяти указывал на товарняк пальцем. — Одер полен! Унтерменшен! [68] Руссен! Одер полен! Унтерменшен! — ( нем. Russen! Oder die Polen! Untermenschen!) — Русские! Или поляки! Недочеловеки!

Вале показалось, что таких красивых людей она даже в кино не видела. Холёные лица женщин, тщательно уложенные волосы или причудливо повязанные платки, сами по себе похожие на причёски, нарядные платья, кожаные туфли с ремешками или лодочки на каблуках, маленькие сумочки через руку. Девочки, похожие на кукол, — в кудряшках и платьицах с оборочками, двое мальчишек в коротких штанах с манжетой под коленом и курточках до пояса. Пожилые мужчины в кожаных шортах до колен и гольфах, в странных куртках с двумя рядами пуговиц и в шляпах с пёрышком. Все они будто сошли с картинки какой-то книжки.

«Кино, что ли, тут снимают?» — подумала Валя. Но нет — скоро подошёл поезд, и люди, видимо, просто ехавшие за город, стали в него садиться.

— Ишь какие разодетые… — сказал кто-то вслед уходящему поезду. — И домики, глянь, как с картинки.

Теперь Валя рассмотрела всё вокруг. Небольшое здание вокзала из красного кирпича — с большими часами на фасаде, показывавшими десять утра, с башенками и белыми колоннами — и впрямь казалось сказочным домиком. На каждом окне стояли ящики с яркими цветами, такие же цветы росли в кашпо, подвешенных на низенькой кованой ограде. Серая брусчатка перрона и чугунный узор ограды оттенялись белыми и ярко-красными шапками цветущих растений. Домики вдалеке за вокзалом — белёные с тёмными косыми перекладинами — казались странно знакомыми: где-то Валя уже такие видела. Но не могла вспомнить где.

— Шнеллер! Шнеллер! — ворвался в её мысли голос солдата. — Ауф ден ваген!

Это уже все понимали и поспешили в вагоны, боясь рассердить конвоиров. Поезд тронулся, и путники, переговариваясь, принялись размещаться по привычным уже местам на нарах.

Валя попыталась прикинуть, сколько времени они едут от границы. Получалось, что вчера днём была сортировка и пересадка, а сейчас уже тоже разгар дня. Значит, сутки. И всё ещё едут. Когда же закончится эта тягостная дорога?

Однако в пути прошёл ещё почти весь день. Когда состав снова остановился, путники увидели, что солнце уже движется к вечеру. Последовала команда выходить с вещами.

Все засуетились, стали собирать узлы и чемоданчики, тихо переговариваясь, гадая, чего ожидать.

Выходивших из поезда строили в колонну по трое. Валя успела увидеть, что через вагон от них строится мужская колонна, и показала на неё Марьяне. Но даже высокой женщине не удалось из такого далека рассмотреть, есть ли там их бывшие товарищи по несчастью. Обе вздохнули. Вале казалось — если бы удалось увидеть, что Костас и его друзья здесь недалеко, было бы не так одиноко и страшно.

— Какая разница, — обречённо пожала плечами Наташа, с которой девочка поделилась своим ощущением. — Ничто нам уже не поможет. Пропадём тут. И они пропадут.

— Не годится так, — строго сказала Асие, аккуратно перевязывая платок. — Аллах велит терпеть и надеяться. Это нам испытание.

— Этот ваш Аллах ничем нам не поможет, — огрызнулась Наташа. — И не верю я в чепуху всякую.

— Не веришь — не надо, — ответила татарка, — а «чепуха» — плохое слово. Обидное. Зачем обижаешь мою веру?

Валя грустно молчала. И правда, никакой бог не поможет — верь не верь. И даже если те большие ребята где-то рядом — что они могут? Вокруг стоял общий тревожный гомон. Асие тихо шептала что-то на своём языке. Солдаты командовали, грубо кричали на нерасторопных, били прикладами непонятливых. Нина, держа дочку за руку, уговаривала её не бояться и не проситься на руки, потому что ей не удержать и девочку, и узел с вещами. Испуганный Васятка крепко держался за мамину юбку, как ему велели.

Наконец крики пленников и команды конвоиров затихли, все были построены, и колонна двинулась от станции под охраной солдат с винтовками наперевес.

Шли мимо маленького нарядного здания вокзала, на котором красовались витиеватые кованые буквы: Hügeldorf. На сей раз пленников выводили в город. Как и на предыдущей остановке, всё вокруг было в цветах. Возле вокзала стояли группкой хорошо одетые люди и разглядывали нескончаемую колонну узников. Дети показывали пальцами, что-то говорили. Вале почему-то казалось унизительным глазеть по сторонам и удивляться чужой жизни, и она старалась смотреть под ноги. Хотя, конечно, всё вокруг было картинкой из красивой книжки, которую хотелось разглядеть в деталях.

— Глянь-ка, — изумлённо сказала деревенская девушка, идущая рядом, — ве́лики-то у них стоят просто так возле вокзала. Вон парень приехал, в стойку свой поставил и пошёл. Это чего, не боится, что упрут?

Валя обернулась. И правда, у входа в вокзал стояли в ряд странные вбитые в землю толстые металлические дуги, в три-четыре из которых были вставлены велосипеды.

— Видать, не боятся, — ответил кто-то сзади. — Мож, богатые сильно.

Тем временем они миновали вокзальную площадь и шли по старинной улице, вымощенной брусчаткой — камешек к камешку. Нарядные домики — белые с коричневыми балками или кирпичные, с яркими красными, зелёными, синими входными дверями и кружевными занавесками на окнах, с цветами на балкончиках, подоконниках и даже на ступеньках крылечек — казались игрушечными. В окнах мелькали любопытные лица, люди стояли и вдоль тротуаров, рассматривая идущую по мостовой бесконечную колонну. Пожилая женщина в чудно́м полосатом платье с корсажем на шнуровке и сером переднике, увидев Маришку и Васятку, охнула и прижала руку к губам.

Валя старалась не смотреть на людей — только на дорогу и домики. И вдруг вспомнила, где она видела такие белёные стены и тёмные балки наискосок — на фотографии у переводчика, жившего в их квартире! Остро заболело в груди — как там мамочка? Сообщила ли ей тётя Марьям, что Валю забрали с базара? Что она думает сейчас? В глазах стали расплываться и нарядная улица, и брусчатка под ногами. Она споткнулась.

— Эй, подруга, под ноги смотри… шлёпнешься — ведь пристрелят, — окликнула её Наташа.

Валя выпрямилась, вытерла ладонями слёзы и собралась с силами. Надо идти. Что поделаешь.

Больше часа шли пленники краем городка. Путь завершился уже в стороне от него, где колонна вошла в ворота, от которых в обе стороны тянулась бесконечная ограда из двух рядов колючей проволоки. «Arbeitslager» [69] Трудовой (рабочий) лагерь (нем.) . , — успела прочитать Валя металлические буквы над входом.

Внутри оказалась ровная, тщательно выметенная площадь и несколько рядов бараков, выкрашенных в серый цвет и образовавших две аккуратные улицы.