Ольга Громова - Вальхен

— Станция какая-то, похоже. Путей много. Но ничего толком не видно…

— С нашей стороны видно. Платформа… надпись не по-русски… А! Вот это что… — Парень произнёс незнакомое Вале название станции. — Это мы в Польше, значит?

— Сам ты Польша, Колька. Это Белоруссия.

— Она и есть Польша, — встрял кто-то в разговор. — Недавно ещё была Польшей, ты не знаешь, что ли? Эти места в Польшу входили до тридцать девятого года.

— Ладно, неважно, как что называется, сейчас тут один чёрт — фашисты. Здесь, стало быть, у них здесь глубокий тыл, раз они остановились среди дня и не боятся?

— Атас! Солдаты! — Парни едва успели сесть, как двери открылись.

— Шнеллер! Шнеллер! Raus aus den Waggons!

— Чего-чего? — переспрашивали пленники…

— Выйти из вагонов велят, — перевёл Костас.

— Выйти из вагонов с вещами! — прокричал подбежавший переводчик. — С вещами! И построиться в колонну по четыре!

Люди начали спешно увязывать узлы, застёгивать чемоданы. Костас запер чемодан с остатками общей еды и тоже взял с собой.

— Женщины в одну колонну, мужчины — в другую! — кричал переводчик. Солдаты жестами и дулами винтовок показывали, где кому строиться.

— Марьяна, возьмите чемодан. Там немного еды осталось, но всё же…

— А вы как же?

— У вас дети, женщины. Мы как-нибудь… Да и мало там на всех.

Разговаривать было некогда и небезопасно. Марьяна взяла чемодан, тепло улыбнулась Косте и Николаю и пошла к колонне женщин.

У вагонов кричали, плакали, обнимались, прощаясь друг с другом. Фашисты торопили, разгоняли пленников, отрывая братьев от сестёр, мам от сыновей. Наконец колонны худо-бедно сформировались и в окружении конвоя двинулись по платформе, потом по путям… Шли долго. Время от времени кто-то падал, все останавливались, но, подгоняемые окриками солдат, спешили дальше. Впереди раздались выстрелы.

— Убёг кто-то, — почти спокойно сказала женщина рядом с Валей. — Хоть бы добёг куда…

— Добежишь тут… — обречённо ответили ей, — по путям не больно разбежишься. Они вон просматривают всё.

Валя вдруг вспомнила разговор с Костасом про побег на перегрузке и напряжённо молчала. Хоть бы Костас с Николаем не попытались здесь убежать… погибнут ведь. Она оглянулась на мужскую колонну, идущую позади них. Нет… ничего не видно. Но стреляли впереди, значит — не наши.

Миновали какие-то строения, пересекли ещё несколько путей. Ребятишки, держащиеся за Нину, спотыкались на шпалах, колонна тормозила, солдаты подгоняли, покрикивая и тыкая в спины прикладами. Наконец дошли до длинного ангара, пристроенного к кирпичному зданию.

Загнав всех женщин в одну половину ангара, разделённого почему-то высокой фанерной перегородкой вдоль, фашисты выставили вперёд переводчика, и он, громко крича, объяснял новые требования:

— Вещи сложить у выхода, вы их потом получите! Все должны раздеться! Совсем! Вы будете проходить медосмотр и баню. Вещи в дезинфекцию. Всю одежду и обувь повесить на вешалку с номером. Бирку на верёвке с тем же номером надеть себе на шею, вторую — на чемодан или узел с вещами! По двадцать человек в очередь! Врач, потом дезинфекция, потом баня и одежда!

Измученные дорогой и понимающие, что спорить бессмысленно, женщины покорно разделись, уже даже не обращая внимания на стоящих в дверях солдат.

Тихая очередь обнажённых женщин разного возраста с бирками на шее протянулась к двум столам. За одним из них девушка записывала имя и фамилию угнанной, ставила рядом номер и передавала бумагу на другой стол. Немолодая немка слушала дыхание, осматривала кожу, заглядывала в горло и, поставив крестики во всех графах, жестом отправляла пленницу в следующее помещение.

Там происходило что-то непонятное и пугающее. Женщин выстроили в ряд. Несколько солдат, методично двигаясь вдоль строя, окунали длинные палки с мочалками на концах в вёдра с какой-то жижей и мазали ею волосы на голове и других частях тела. Валя с ужасом смотрела, как солдат приближается и к ней, но в этот момент её потянули за косу. Позади неё стоял немец с большущими ножницами. Не успела девочка охнуть, как тот одним движением отрезал косу и, бросив её в корзину, направился дальше. «Теперь убивать будут», — мелькнула мысль. Валя увидела, как немец строгим жестом велел Марьяне вынуть из волос шпильки. Уложенная короной коса развернулась и тут же полетела в корзину. Марьяна молча закусила губу.

Валю больно ткнули палкой. Холодная жижа потекла по бокам от подмышек, с макушки по лицу. Было зябко и противно. Девочка подняла руку, чтобы вытереть лоб, не дать этой гадости затечь в глаза. Рука стала зелёной. «Наверное, и волосы тоже…» — машинально подумала она.

— Waschen! — крикнул один из солдат.

«Мыться», — вдруг вспомнила Валя слово. Значит, не станут убивать — иначе зачем же мыть обречённых? Ах да, нас же работать везут. Значит, не убьют пока.

Группу погнали к следующей двери. Валя увидела, что в другую сторону катят высокую стойку с перекладиной, на которой висит одежда. Конвейер, видимо, был хорошо отработан.

В следующем помещении были каменные стены, плотные двери и встроенные шкафчики вдоль стен. Валя угадала в нём предбанник. И верно: за ним находилась моечная.

— Пятнадцать минут! — зычно крикнула надсмотрщица.

Пришлось торопиться, чтобы хоть как-то смыть эту зелёную дрянь, — на двадцать человек было всего несколько шаек и четыре душевые стойки. Вода оказалась еле тёплой, но Вале уже стало всё безразлично.

На выходе две женщины в халатах выдавали куски старых простыней и, едва позволив вытереться, погнали всех дальше. В предбанник уже привели новую партию.

Пленницы оказались в очередной комнате старой бани, куда солдаты выкатили стойку с одеждой и велели быстро разбирать по номеркам. Валя нашла свою и отдёрнула руку: и вешалка, и вещи были горячими.

— Что это? — спросила она Марьяну.

— Прожарка. Печка специальная. Они боятся вшей и прочей дряни. При таком потоке людей от любой заразы мгновенно эпидемия начнётся. Рациональные, сволочи. Косы отрезали — чтобы легче дезинфекцию проводить.

Под окрики солдат женщины торопливо надевали ещё горячую одежду и с трудом втискивали ноги в пересохшую обувь. Резинки для чулок испортились, возиться с ними было некогда, и большинство женщин чулки надевать не стали: рассовали по карманам, заткнули за пояса платьев или вовсе накинули на шею, как шарф. Валя так и шла с чулками на шее, завязав их спереди узлом, чтобы не потерять.

Они попали во вторую половину ангара. За перегородкой раздавались команды, которые эта группа уже слышала, и голос переводчика, объяснявшего следующим про вешалки и бирки. А здесь были высокие кое-как сколоченные столы, за которыми надо было стоять. Военно-полевая кухня с котлом и топкой под ним двигалась между столами. Два солдата ловко наливали что-то горячее в железные миски, ставили на столы строго по счёту, выкладывали по тонкому кусочку хлеба и выдавали ложки.