Феликс Хартлауб - В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945

В нише у окна висят две грязные, покрытые пылью и лопнувшие в нескольких местах по длине картины. На одной из них изображена молодая женщина в неглиже и кружевном капюшоне, держащая возле груди зажженную свечу и защищающую ее рукой от ветра, а на другой – пожилой мужчина с длинной глиняной курительной трубкой и спускающейся на грудь белой, как у патриарха, бородой. После шестой кружки пива, когда глаза начинают сами собой смыкаться, эти поделки уже невозможно отличить от подлинных шедевров Рембрандта, и на ум приходит соответствующая обстановке история прелюбодеяния.

Остальной же интерьер заведения вообще отличается изощренным убожеством. Здесь присутствует неизменный бильярд, пианино с рядом запавших клавиш, на котором может что-то изобразить лишь новобранец, провалившийся на выпускных экзаменах сын школьного учителя из баварского Ноймаркта, или исполнить свою сногсшибательную программу наш ухарь, бывший подручный рабочий на имперской железной дороге Хаазе.

В зале холодно, и сюда постоянно проникает сквозь стены из соседних помещений шум, производимый солдатами. Дверь же в туалет каждую секунду со скрипом открывается и захлопывается сама собой.

Завсегдатаями являются исключительно знакомые и почитатели старого Жана. Да и те из-за неуютной обстановки заведения, отсутствия возбуждающих средств и нерасторопного обслуживания стараются побыстрее отсюда убраться. Но все это не важно. Важным является лишь соблюдение принятых здесь обрядов занятия места за столиком, подхода к стойке и так далее.

Даже тогда, когда не остается ни капли спиртного и кабак закрывается, некоторые продолжают сидеть за столиками и вертеть пивными кружками. Это так называемые «лесничие канала» – резервисты военно-морских сил в зеленых широких шинелях с пришитыми на рукавах личными знаками и обвязанными шарфами головами, вынужденные нести патрульную службу вдоль канала. Они основательно обосновываются у Жана, прислонив свои винтовки к дивану, и контролирующим офицерам стоит немалого труда, чтобы не застать их за неразрешенным отдыхом. От них исходит негодующее ворчанье, пар при выдохе и неприятно пахнущие клубы дыма от трубок. Их военное использование кажется им смешным, поскольку они являются сплошь молоденькими унтер-офицерами, стремящимися стать лейтенантами. Эти вояки ничего не воспринимают всерьез и считают сложившуюся обстановку походящей на военное положение.

К Жану заходит и один солдат, якобы закончивший войну в 1918 году в звании фельдфебеля, что, однако, ему при новом призыве доказать не удалось. По его словам, он служил под командованием адмирала Шредера, получившего прозвище «лев Фландрии», ходил на торпедном катере и эсминце и много раз тонул. Он часто рассказывает о том, как «томми» [12]своими длинными штыками били по пальцам немецких солдат, цеплявшихся за их лодки, чтобы спастись. Свой рассказ этот солдат всегда сопровождает различными ужимками, а пытаясь передать шумы от разрывов бомб и подходящих торпед, издает фыркающие и гортанные звуки.

Также изображает он и флиртующих солдат, смешно копируя хихиканье и тисканье, поцелуи, ласки и прочий вздор, какой, по его мнению, настоящий мужчина позволить себе не может. Но наибольшую ненависть у него вызывает один свежеиспеченный лейтенант, которого этот вояка, прогуливаясь под ручку со своей возлюбленной, часто встречает на дамбе. Как-то раз он обозвал его даже «воскресным охотником».

Затем солдат изобразил звук разорвавшейся бомбы и как его возлюбленная, словно «пушечное мясо», приклеилась к откосу канала, не забыв подчеркнуть, что раньше он частенько гулял с девушками, но теперь это себе не позволяет. Вся эта тайная обходительность солдат, находящихся здесь на пересылке, их покупки и отсылаемые домой посылки, посещения домашних – все казалось ему каким-то фарсом. При этом у него всегда находились подходящие цитаты, характеризовавшие сущность войны.

Он утверждает, что недавно прочитал о Валленштейне [13] Фон Валленштейн Альбрехт (1583–1634) – имперский генералиссимус и адмирал флота чешского происхождения, выдающийся полководец Тридцатилетней войны. В данном случае имеется в виду трилогия запрещенного в фашистской Германии известного немецкого поэта, философа и драматурга Фридриха Шиллера (1759–1805): «Лагерь Валленштейна», «Пикколомини» и «Смерть Валленштейна». , и выражает искреннее уважение «томми», подробно описывая вооружение Британской империи.

– Увидите, что будет, когда летом прибудут канадские летчики! – восклицает мнимый фельдфебель, изображая раскинутыми руками плоскости самолетов, подражая губами звуку их моторов и показывая, как они опрокидываются при сбросе бомб.

В заключение он твердо заявляет:

– Но мы никогда не сдадимся! Каждый выполняет свой долг там, где он поставлен. Жан! Еще коньяку!

У этого солдата с желтоватым лицом и горящими глазами полностью седые волосы с ниспадающим на лоб юношеским локоном, который забавно шевелится при малейшем дуновении ветерка.

Новогодним утром, едва держась на ногах, в кабак завалилась целая толпа владельцев садовых домов из близлежащих окрестностей. Сплошь согбенные старцы в меховых шапках с развязанными наушниками и с трубками в зубах. Это были последние члены какого-то солдатского союза, которые храбро выпили за здоровье солдат, располагавшихся на постое в их небольших садовых участках. Бесправные люди с надломленной судьбой, но заявлявшие, что вермахт сломит всех.

Зашел на огонек и работающий почтальоном шахматист в синем костюме. У него узкое лицо с залысинами около лба и интеллигентный нос. Своему партнеру по шахматам он отвесил глубокий поклон, соблюдая церемонию, еще сохранившуюся в удаленных от городского предместья кафе. Почтальон снабжает солдат частными адресами доступных девушек, ускоряет отправку и получение их почтовых отправлений и знает содержание телеграмм задолго до того, как они попадут в руки адресата.

Приходят группами по два-три человека и матросы с больших кораблей, находящихся в плавучих доках. Несмотря на ледяной холод, грудь у них нараспашку, выпирая из облегающих фигуру курток. Один моложе другого, эти стройные матросы смотрятся как полная противоположность в отношении облаченных в бесформенные мундиры и мятые сапоги как на подбор миниатюрных и узкогрудых солдат. Надо было видеть, как они помогали друг другу одеваться, строго следя за тем, чтобы матросский воротник не загнулся вверх.

Матросы используют заведение Жана как промежуточный пункт на пути к такому же убогому загородному ресторану, расположенному в четверти часа ходьбы отсюда, но где можно потанцевать. Они хорошо знают друг друга, и у всех у них одинаково розовые щеки и пустые глаза.