Гарольд Мур - Мы были солдатами... и были молоды

Рассказывает Ломбардо: "Казалось, никто не знал, куда мы летим, кроме командира звена, а он не говорил. Мы просто следовали за ним. Сгущались сумерки, и ситуация с топливом становилась критичной. Примерно через три мили я увидел дым боя, — туда-то мы и направлялись. Я глянул на Попа Джекела и сказал: "А вот опять и мы!" На влёт мы шли вторым звеном из четырёх. Когда первое звено приблизилось к зоне высадки, к нему устремились трассёры. Рация ожила: люди кричали, что в них попали, что ранило то одного лётчика, то другого. Наша группа вынуждена была уйти на второй круг, потому что первое звено ещё оставалось на земле. На подлёте передо мной открылся невероятный вид. Повсюду горит трава, трассирующие пули пронизывают зону высадки — и всё в дыму. Это напоминало Дантов "Ад"".

Примерно в двадцати футах от места касания Ломбардо почувствовал и услышал мощный хло-пок и порыв воздуха между ногами, внутри "Хьюи" всё заволокло пылью. "Не успели полозья коснуться земли, как солдаты уже выпрыгнули. Я посмотрел вниз и увидел левый полоз на корпусе. Не разобрал только, наш полоз или чужой. Я понял, что остекления в нижней передней части кабины больше нет. Ноги стояли на педалях, но под ними не было оргстекла. Оно не разбилось, оно просто отсутствовало! Все датчики работали в норме, поэтому мы оттуда убрались. Я сказал Попу взять управление на себя, чтобы самому прочистить глаза. Я спросил, все ли в порядке, потом поработал ногами. Меня даже не царапнуло".

Капитан Роберт Стиннетт, тридцати двух лет, из Далласа, штат Техас, получил своё звание в 1953-ем году на курсах по подготовке офицеров резерва при Университете A.&M. в Прери-Вью. На тот вечер у него за плечами насчитывалось уже шесть лет лётного опыта, включая два года в 11-ой воздушно-штурмовой экспериментальной и в 1-ой кавалерийской дивизиях. Он лично возглавлял двенадцать "Хьюи", несущих к "Олбани" бойцов роты "браво" Дидурыка. Он сообщает, что во время того сумеречного рейса восемь вертолётов были поражены наземным огнём и одного лётчика ранило.

Капитан Дидурик так писал о полёте и ситуации на земле: "Атакуя "Олбани", мы получили 5 пулевых пробоин в корпусе вертолёта. Положение там складывалось худо. Ступив на землю, я понял, что батальон расстреливают основательно. Так что мы чуть не опоздали со своей помощью. Основная часть 2-го батальона 7-го кавалерийского полка на "Олбани" стояла насмерть. Ещё один Литтл-Бигхорн".

Лейтенант Рик Рескорла, командир 1-го взвода роты "браво", вспоминает: "На первом вираже над "Олбани" я смотрел вниз, вглядываясь в дым и пыль. Между деревьями [были] разбросаны тела цвета хаки, по крайней мере, дюжины солдат ВНА. Они лежали лицом вверх на буром галечнике сухого русла. Вокруг нас гремела стрельба. Мы отвернули в безопасное место. "Тела ВНА. Ты их видишь?" — крикнул я. Фантино покачал головой. Он выглядывал с другой стороны. "Внизу много мёртвых американцев, сэр. Mucho!" [38] исп. много — прим. пер. . При втором заходе я заметил чернеющий след от напалма. Пространство среди муравейников и зарослей усеивали американские тела и снаряжение. В нас ударил наземный огонь; лётчик, явно встревоженный, вжимал голову в плечи. Он бормотал в микрофон, выражая сомнение, что сможет снизиться. Сгущалась тьма. Я стоял на полозьях, зависая не менее чем в 12 футах над зоной высадки. Слишком высоко".

Шлепки двух пуль заставили Рескорлу отпрянуть. "Боковым зрением я увидел струйку крови на рукаве пилота. Вертолёт нырнул на несколько футов. Лётчик что-то крикнул бортстрелку. Стрелок прорычал: "В сторону". Я колебался. "В сторону, мать вашу!" Мы вчетвером вывалились с десяти футов. Стрелок дождём скинул на нас ящики с сухпайками. Теперь мы рассчитывали только на себя. Распластавшись на земле, все четверо старались сориентироваться. В шестидесяти ярдах от нас, как куропатки, поднялись три фигуры в хаки и побежали к лесу. Двое наших грянули, и те зарылись головой в бурую траву. Для уверенности я выпустил в них гранату из М-79. Впереди послышались американские голоса. Гордо нагруженные драгоценными сухпайками, мы рванули в периметр".

Оказавшись в периметре группы управления батальоном, Рескорла произвёл учёт. "Батальонный сержант-майор сидел с забинтованной грудью у дерева. "Нас сильно потрепали, сэр. Очень сильно". Раненых собрали в 30 ярдах от КП. Прибыла только половина моего взвода. Остальные вертушки повернули назад из-за темноты и обстрела с земли. Периметр представлял собой овальный островок из деревьев. Три взвода могли бы заполнить позиции периметра, но, за исключением наших людей и разведвзвода Пэта Пейна, слаженности подразделения не было. Полковник Макдэйд привалился к дереву. Он выглядел измученным. И упорно молчал. Майор Фрэнк Генри, его начштаба, был обнадеживающе активен. Генри, похожий на низенький пожарный гидрант, приветливо помахал рукой, работая с рациями. Капитан Джо Прайс, координатор огневой поддержки, сидел на корточках рядом с ним. Группки выживших, в том числе несколько ротных командиров, рассредоточились внутри пе-риметра".

Лейтенант Ларри Гвин наблюдал за прибытием подкреплений: "Я видел, как Рик Рескорла вступал на наши позиции: улыбка на лице, M-79 на плече, M-16 в руке и приговаривает: "Чудно, чудно! Надеюсь, в нас ударили всем, что у них на этот вечер было, — мы же их сотрём". Его настрой оказался заразителен. Солдаты громко приветствовали приход каждой партии, мы подняли такой шум. Противник, должно быть, из-за наших возгласов и воплей решил, что нам на помощь идёт целый батальон. Майор Генри приказал мне взять несколько человек и собрать боеприпасы, доставленные вертолётами последним рейсом. Те лежали в ящиках на дальней стороне зоны высадки. Кое-как мы всё перенесли в периметр. Возвращаясь с последним грузом, я прошёл мимо трупа вьетнамца, которого убил в начале боя. От него почти ничего не осталось, и мне было наплевать".

Лейтенант Пэт Пейн из разведвзвода так же радовался подкреплениям, как и Гвин. "Мы все очень удивились, увидев, как приближаются эти вертолёты. Мы обеспечивали только одну сторону зоны высадки, поэтому, когда ребята спрыгивали с вертолёта, мы кричали им, куда идти. Меня не покидало ощущение, что нас действительно спасли, что "кавалерия", получается, прискакала, как в кино. Я восхищался мужеству, которое требовалось для высадки на "Олбани". Лейтенант Рескорла — один из лучших боевых командиров, которые мне встретились за время двух сроков службы во Вьетнаме. Он ходил вокруг и всех подбадривал, говорил, что ребята хорошо поработали, что теперь есть поддержка и что всё под контролем. Он не повышал голоса, говорил почти шёпотом. Мы были страшно рады видеть и его, и всех остальных из роты "браво"".

При обходе периметра беспокойство лейтенанта Рескорлы росло. "У нас столько же бойцов сидело среди деревьев, сколько бойцов по периметру. Мне было неуютно от такого количества винтовок за моей спиной, особенно если они в панике начнут стрелять наобум. Хуже боевых порядков была мрачная тоска, охватившая батальон. Даже парней, которые не были ранены, грызло уныние".