Иван Просветов - Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова

«Пальцы у консула задрожали. Он выдвинул ящик, достал формуляр паспорта и стал его заполнять под мою диктовку… Мы пошли к дверям… Еще секунда – и всё кончится. И вдруг консул крепко сжал мою талию и громко отчеканил по-русски: “Вы из Москвы?!”. “А?” – не удержался я, но тут-то и познается разведчик: мгновенно я склеил английскую фразу, начинающуюся с этого звука: “Я не понимаю по-польски!”. “Ах, извините, я устал, это ошибка, сэр!”. И мы расстались. Я уносил паспорт в кармане с чувством первой маленькой победы». [172] Рассказ сохранился в двух вариантах, различающихся красочностью деталей, – в рукописи из архива СВР (цитируется по публикации В.Снегирева в газете «Правда») и повести «Трудный путь в бессмертие» («Пир бессмертных». Т. IV). Эта же история изложена Быстролетовым в сценарии «Щедрость сердца», который готовился для трехсерийного телефильма, но не был одобрен КГБ СССР.

Полностью достоверным этот рассказ можно считать лишь в одном. Генеральным консулом Греции в Данциге в 1930 году действительно был некто Генри Габерт, занимавший эту должность со дня образования города-государства. Располагалось консульство в доходном доме на площади Хоймаркт, никак не походившем на «большой барский особняк в старом саду». О связях Габерта с преступным миром ничего не известно, зато, например, для коллег из Генерального комиссариата Польши в Данциге «всезнающий пан консул» был важным источником сведений о Национал-социалистической немецкой партии и ее местных лидерах. [173] R.Wodzicki. Wspomnienia: Gdańsk, Warszawa, Berlin, 1928–1939. Warszawa, 1972. P. 238, 241, 312.

Однако в руках Быстролетова действительно оказался греческий паспорт, выписанный на имя коммерсанта Александра Галласа, родившегося в Салониках и имеющего постоянное место жительства в швейцарской Арозе. В Берлине он сошелся с греками из местной общины, объясняя всем, что «вырос я не в Греции, мой основной язык – не греческий, а английский, а грек я только душой, потому что каждый порядочный человек должен иметь родину, которую он любит». В подтверждение своих слов он развесил на стенах квартиры фотографии с видами Салоник и даже завел переписку с адресатами из Греции. [174] О.Царев, Н.Вест. КГБ в Англии. С. 126.

Некоторое время спустя у агента Ганса появилась вторая роль и еще один чужой паспорт – гражданина Чехословакии, уроженца Братиславы Лайоша Йозефа Пирелли, обучающегося на медицинском факультете Университета Цюриха. Нейтральная Швейцария еще в годы войны была выбрана европейскими разведслужбами как наилучшая явочная территория и осталась таковой в условно мирное время. Дмитрий Быстолетов тоже будет встречаться здесь со своими агентами и помощниками.

Третья роль сочинилась, когда наметилось главное направление работы – Великобритания. В своих записках Быстолетов называет этого персонажа, венгерского графа, то Бэлой, то Ладиславом Переньи или же Йожефом Переньи де Киральгаза. На самом же деле существовал старинный баронский род Переньи де Перени, его исторической резиденцией был замок Нялаб в подкарпатском местечке Киральгаза, полученном в начале XV века в дар от короля Венгрии. Старший мужчина рода по традиции носил титул хранителя короны – в 1930-е годы им был Жигмонд Переньи, влиятельный политик, сенатор, экс-министр внутренних дел.

«Все бумаги графа мне купили, – объяснял Дмитрий Александрович, – и единственное, что от меня потребовалось, – это внимательно проштудировать книг пятьдесят по истории, литературе и искусству Венгрии, сфотографироваться на венгерских курортах и тщательно изучить внешние приметы местного быта, а также понаблюдать за характерными особенностями поведения местных аристократов на скачках, в театрах и в церкви. Во время очень торжественной религиозной процессии я неожиданно шагнул из толпы с таким идиотским видом религиозного фанатика, что кардинал обратил на меня внимание, улыбнулся и сделал жест благословения. Товарищ эту сценку удачно заснял. А кардинал числился по бумагам моим родным дядей, и с тех пор я эту фотографию всегда возил в чемодане, когда шел на операцию по графскому паспорту». [175] «Пир бессмертных». Т. IV. С. 234–235.

Чужая фамилия и титул однажды сыграли с ним злую шутку. Переньи пригласили на уик-энд в загородное поместье знатной английской семьи. Хозяйка дома, надеясь порадовать гостя, сообщила, что ради него («Чтобы вам было приятно и вы могли поговорить на родном языке») на вечеринку приглашен венгерский дипломат. Положение аховое, на грани разоблачения. Уехать, придумав отговорку? Подозрительно и невозможно, в том числе и потому, что Быстролетов добивался знакомства с владельцем поместья. Оставался единственный выход: за беседой с хозяином увлечься прекрасным виски и напиться вдребезги. Слуга отвел чересчур расслабившегося гостя в его комнату, раздел и уложил в кровать. Дмитрий проспал весь субботний вечер и большую часть воскресенья. А когда его «соотечественник» наконец-то покинул гостеприимный дом (слугу пришлось расспрашивать очень осторожно), он спустился в гостиную и искренне извинился перед хозяевами, кляня себя за слабость. [176] Из выступления Р.Абеля (В.Фишера) перед слушателями Высшей школы КГБ. Приводя примеры находчивости в работе разведчика, он рассказал о «нашем товарище», которому «пришлось в те далекие годы разъезжать по венгерскому паспорту». См.: Н.Долгополов. В разведку с Абелем // «Российская газета». 2008. 3 июл. Английский, в отличие от венгерского, у агента Ганса был безупречен. Потому впоследствии он смог взять на себя еще и четвертую роль – сэра Роберта Гренвилла.

Были ли у него иные обличья? Да. Главный герой написанного Быстролетовым киносценария о разведчиках «Щедрость сердца» перевоплощается в голландца Ганса Галлени:

«У него было столько имен, масок и паспортов, сколько оперативных заданий, потому что для каждой разведывательной линии требуется человек с подходящими для данного случая данными». [177] Пир бессмертных. Т.VII. C. 6.

И это не выдуманная фамилия – под такой Быстролетова знал советский резидент в Нидерландах Вальтер Кривицкий.

Вживание в роли, которые Дмитрий играл уверенно и убедительно, стоило ему предельного напряжения нервов.

«В Англии однажды девушка небрежно сказала, что ночью слышала мое бормотание во сне. Я вспомнил купринского капитана Рыбникова и заставил товарищей [помощников по разведывательной сети] прослушать мой бред после того, как надышусь наркозного эфира. Надышался и сдал экзамен: заговорил по-английски!». [178] Пир бессмертных. Т. IV. C. 233.

То, что он уже в 1930 году вышел из подчинения своего первого наставника, оказалось в некотором смысле везением. Разведчик-невозвращенец Георгий Агабеков в своей книге «Записки чекиста» упомянул о Самсонове и характеризовал берлинскую резидентуру как крупнейшую в Европе, руководящую работой агентов не только в Германии, но еще во Франции и в Англии. [179] Г.Агабеков. ГПУ. Записки чекиста. Берлин, 1930. С. 198. И хотя Николай Гольст продолжал пользоваться статусом атташе полпредства СССР в Германии, даже в эмигрантской прессе его стали называть несомненным резидентом ГПУ, как-то связанным с Самсоновым, который «почти никогда не появляется в полпредстве». [180] Жео Лондон о чекистах // «Возрождение» (Париж). 1930. 18 дек. Николая Григорьевича в итоге отозвали в Москву.