Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 6

Как-то недалеко от нашей редакции застаю известного в дивизии снайпера младшего лейтенанта Николая Истигичева за необычным, по моим представлениям, для него занятием. Сидит с бойцом у реки и наигрывает на трофейной губной гармошке. Бойца Истигичев представляет мне как «первостатейного музыканта».

— В самодеятельность ударились? — спрашиваю.

— Вместе с одним фрицем, — отвечает Истигичев.

Заметив мое недоумение, приглашает через денек заглянуть к нему, чтобы посмотреть, что из этой «самодеятельности» получится.

От заинтриговавшего меня визита не могу отказаться и на другой день отправляюсь на позицию, которую указал Истигичев. Застаю его в окопе прильнувшим к оптическому прицелу.

— Тихо, — останавливает он меня рукой.

И тут я слышу ту самую руладу, которую выводил «первостатейный музыкант». К сожалению, фамилию его тогда записал на отдельной бумаге, а позже ее затерял, теперь не припомню. Заслушавшись, не заметил, как Истигичев нажал на спусковой крючок.

— Ну как? — приползает из-за кустов «первостатейный музыкант».

— Отправил играть к праотцам, — опускает винтовку Истигичев. Для меня поясняет — Больно настырный фриц попался. Днем ловко маскировался. Одного нашего бойца ранил. Ночью пиликает на гармошке. Вот и подумал ему подыграть. Клюнул на приманку. Теперь не запиликает.

О сибиряках отце и сыне Морозовых рассказал Василий Рудаев. Было это на переправе. Молодых бойцов после некоторой подготовки в тылу отправляли на передовую. Новобранцы в необычной для себя обстановке стояли тесной кучкой, молчали, тревожно поглядывая на противоположный берег. Вместе с ними устроились возвращавшиеся из госпиталя сержант и старшина, присели на вещмешки, попыхивали самокрутками, переговаривались. И вдруг один из новобранцев подходит к сержанту:

— Батя!

— Ты, Иван? — вскакивает сержант, и оба бросаются друг к другу в объятия.

Оказалось, встретился сержант Михаил Степанович Морозов со своим сыном Иваном.

— Вначале даже не поверил своим глазам, — рассказывал Михаил Степанович. — Третий год воюю. Иван оставался мальцом на хозяйстве. Жена, правда, писала, что стал для нее добрым помощником, всякое мужицкое дело делает. Но в памяти каким был Иван, таким и представлялся. А тут солдат по всей форме. Иван первый опознал меня. Я каким был, таким и остался…

По просьбе Михаила Степановича, его сына зачислили в один с ним взвод, под отцовский надзор. На плацдарме Иван вскоре доказал, что идет отцовской дорожкой. При отражении контратаки гитлеровцев в рукопашной схватке прикончил штыком фашиста, еще одного пристрелил.

— Вижу, воюешь как надо! — первым поздравил его отец.

— Мы же сибиряки! — произнес Иван, вызвав дружные, хотя и не предусмотренные уставом, аплодисменты у всего взвода.

Как-то заявляется к нам переводчик политотдела капитан Михаил Юлдашев.

— Записал некоторые высказывания пленных, — говорит. — Любопытно. Можно и в газету дать.

Читаю тетрадку с записями Юлдашева и невольно улыбаюсь.

«Русская пехота, — жаловался пленный из 8-й роты 178-го пехотного полка, — выросла как стена. Из-за реки переправила орудия. Наши надежды на помощь не оправдались». Вся его рота бежала, а он ноги стер, не мог бежать, со страху упал, подняв руки перед русскими.

«Основным бичем немецкой армии, — жаловался санитар 4-й роты 178-го пехотного полка, бывший ксендз Шухахт, — является натертость ног, вызывающаяся непрерывным нашим отступлением. Это общее явление».

По словам Шухахта, фашисты надеялись подлечиться за Днестром. Но и здесь им стало не до лечения. «Русские ворвались в наши траншеи, я сдался в плен.»

Из этих записей мы подготовили фельетон «Фриц от бега ноги стер». Читая его, бойцы посмеивались: «Запомнится фрицам «драп нах остен» с нашей земли. Ноги стерли и головы сотрут».

К концу апреля полки дивизии вышли на рубеж: высота 179,9 — Пуркары. Свою задачу дивизия выполнила. Передав плацдарм другому соединению, была отведена в резерв фронта. После недолгого отдыха, пополнив поредевшие в боях подразделения, дивизия вошла в состав 5-й ударной армии и вскоре заняла оборону у Дубоссар и Григориополя. Мы снова были на передовой.

Предбоевое время, к которому ветераны дивизии зачисляли не только пребывание в резерве, но и на новом рубеже обороны, использовали для подготовки к настоящим боям. Оборудовали траншеи и окопы. Осваивали с пополнением опыт предыдущих сражений, приобщались к фронтовой жизни. Особое внимание уделялось политико-воспитательной работе.

В газете опубликовали беседу Фомиченко с молодыми бойцами о боевых традициях соединения. Страницу отвели встрече, которую провели, по совету комдива, с отделением сержанта Танаева.

— Может служить примером для всей дивизии, — сказал он. — Отличилось в боях за плацдарм. Танаев и все его бойцы награждены орденами. Многие представлены к присвоению сержантских званий и будут назначены командирами отделений.

Сержант Танаев, бойцы его отделения рассказали о том, как действовали, чему научились в боях на Буге, Днепре, Днестре, и это обсудили во всех ротах.

Через газету своим опытом поделились снайперы: младший лейтенант Истигичев и старший сержант Матвеев. Оба на своем боевом счету имели свыше ста уничтоженных гитлеровцев. Об обязанностях комсомольцев в бою рассказал Макеев. Ввели раздел «Из боевого опыта», в котором опубликовали выступления командиров рот, взводов, отделений, расчетов. Много внимания уделяли работе партийных и комсомольских организаций. На эти темы выступали довольно часто инструкторы политотдела Гриднев и Никитин, комсорг артполка Сосновский, с интересом читали бойцы очерки и репортажи моих коллег Михаила Жукова и Василия Рудася. Материалы газеты находили живой отклик в частях. Как-то попал на совещание политработников 1006-го полка. Замполит полка майор Кайков посвятил его использованию в агитационной работе печати. Особо указал на дивизионную газету, которая «пишет о наших бойцах и командирах, нам ближе всех». И еще один эпизод. В роте старшего лейтенанта Левичева у меня состоялся разговор с бойцами о том, как и что они читают в нашей газете. Из этой беседы запомнилось выступление сержанта Кострова. В его отделении кто-то оторвал на курево кусок газеты, и как раз из статьи про героев боев. А он такие материалы собирает: после войны — лучшая память. Попытался Костров найти эту газету в других отделениях, даже в других ротах. Только безрезультатно. Любителей припрятать газету на память нашлось немало. Я, конечно, пообещал Кострову восполнить его потерю.

В первых числах августа мы отмечали вторую годовщину боевого пути дивизии, удостоенной к тому времени наименования Артемовской за бои в Донбассе, орденов Красного Знамени и Суворова II степени за форсирование Днепра, освобождение Никополя и Запорожья. Состоялось торжественное собрание. И хотя проводилось оно под голубым небом, все было, как в настоящем клубе. Сцена. Стол, накрытый кумачом, для президиума. У боевых знамен почетный караул. Портрет Сталина. Духовой оркестр. Схема боевого пути дивизии от Дона до Днестра. Доклад командира дивизии полковника Фомиченко, выступления ветеранов дивизии. Особо радует приветствие командующего 5-й ударной армии генерала Берзарина и его слова, что от Григориополя прямая ведет к Кишиневу. И пусть не сказал командующий, когда пойдем вперед, всем ясно: надолго здесь не задержимся.