Наталья Галаджева - Олег Даль. Я – инородный артист [litres]

В 1981 году я работала в Центральной детской библиотеке одного из районов Москвы методистом. Мне нужно было проверить работу библиотеки в школе района. Был очень светлый день начала весны. Я входила в школьный двор, видимо, вслед за учительницей этой школы. Навстречу шла уборщица со словами: «Как нехорошо – я Вас с пустым ведром встречаю». Я еще посмеялась про себя над суеверием. Из этой школы я поехала в центр, в Неопалимовский переулок, оказавшись прямо напротив дома, где жил Олег с бабушкой, женой и тещей. После командировки я, естественно, зашла к ним в гости. Бабушка отдыхала, мне открыла Е.А. и мы с ней ушли сплетничать в кабинет Олега. Раздался междугородний телефонный звонок. Должен был звонить Олег… Я слышала только ответы Е.А.: «Умер? Как умер? Что за идиотские шутки?!»

Что было дальше, я помню не слишком внятно. Звонили О. Б. в Монино, чтобы она возвращалась. Я ездила на вокзал встречать ее и не встретила. Вернулась на Смоленский, там уже были мама и папа. Дальше совсем обрывки впечатлений. Говорят о толпе народа у Малого, звоне колоколов на Ваганьковском… Не знаю. Помню только звонок из Зала Чайковского о том, что программа Олега «Завещание» («Наедине с тобою, брат…») включена в сезон. Общий шок от сообщения о смерти Олега. Никто ничего не знал, даже на уровне администрации концертного зала…

«…есть, что ушло и что не рождено». Такую эпитафию Олег сделал на могиле своего отца, моего деда Ивана Зиновьевича Даля. Теперь я хорошо понимаю смысл этой фразы…

Москва. 16 января – 24 марта 1990 г.

Литературная запись А. Иванова.

Впервые я его увидел очень смешно. Не зная даже, что Даль – это Даль. Да еще и сразу на профессиональной сцене!

Весной 1961 года знакомые пригласили меня посмотреть «Макбета» в Малом театре. Спектакль я уже посещал ранее. И не один раз. Поскольку самому доводилось играть Шекспира – и в кино, и на сцене – отказываться от лишнего раза посчитал неумным.

И вот, в одной из сцен, там заменили заболевшего актера. И впустили в замок Макбета – юного студента. Который и играл не так, и говорил текст – не шекспировский, и вообще… сразу обратил на себя внимание зала.

Ряда за три передо мной восседала дама-театралка с огромными золотыми серьгами в ушах и меховым боа. Так она начала громким шепотом говорить: «Что такое?! В Малом театре – какой-то урка на сцене! Прямо Воркута, а не Малый!!!».

«Урка», видно ее услышал. И по ходу своей сцены, сделал очень неприличный жест в нашу сторону зала. Ну… та вообще – в обмороке лежит. А остальные зрители – ничего себе, в порядке. У нас же в стране с драматургией Шекспира все мало-мальски знакомы. Кто в лагерях от доходяг наизусть наслушался, а кто и на воле книжечку прочел. Поэтому и принимают все, как должное. Замок Макбета же! Гнездо порока и разврата…

Долго я потом посмеивался, вспоминая этого хулигана из Щепкинского.

И вдруг, знакомлюсь с ним лично!

При интересных обстоятельствах. Исидор Анненский, маститый экранизатор А. П. Чехова, зазвал меня весной 1963-го сыграть эпизод в его «молодежной» картине. (С приходом Н. С. Хрущева к власти в стране, он забросил классику, и переключился на молодежь).

А я к Анненскому особо трепетно относился. В экранизации чеховского «Человека в футляре» у него играл Николай Хмелев. Мой учитель и близкий мне человек – так сложилось. Этот кинофильм – редкие кадры с участием Мастера…

Читаю сценарий. Эпизод. В сценарии его, как такового – вообще нет. Означен просто, как «пьяный в троллейбусе». Но что самое главное – предоставляется полная свобода: самому придумать персонаж, текст, срежиссировать и сыграть. Вот такое доверие! На это я и «купился».

Раневскую так приглашали на эпизоды, ненаписанные в сценарии, чтобы она сама что-нибудь придумала и украсила фильм своим присутствием и юмором.

Сижу накануне своей съемки в городе Одессе, на лавочке в сквере у гостиницы. Гляжу, идет по дорожке ко мне тот самый «урка» из Малого театра. Только теперь еще и наголо бритый. Но я его все равно сразу узнал. А он и говорит:

– Добрый вечер, Георгий Михайлович! Давайте познакомимся? Я – Олег Даль.

– Раз познакомились – присаживайся!

Он сел на краешек скамьи, рядом. Спрашиваю:

– Не тот ли Даль, что в картине по Аксенову играл? («Мой младший брат» только-только прошел по экранам страны).

– Тот.

– Ну, брат, жизнь тебя сильно изменила за год!

Он говорит:

– Работаем…

– Над собой?

– Не-е… Над новой ролью.

Оказывается, параллельно с Анненским, он снимается у Аграновича в уголовной драме. Вот это – его роль была! Я и на закрытом мосфильмовском показе ее смотрел, и в кино потом – раза три.

Удивить меня нельзя – я в актерстве все видал. Но Олег Даль в этой киноленте – «Человек, который сомневается», меня здорово потряс.

На следующее утро снимается мой эпизод. И я с упоением импровизировал, хохмил, пел – «Я мал-а-ленькая… б… алерина!». И Даль там где-то недалеко в кадре был.

А после съемки, в обед, он ко мне подходит. И, тоскливо так помолчав, говорит:

– Дядь-Гош (в одно слово!), тебе че – деньги, что ли, так нужны?

Я просто онемел от такой наглости!

А он уже полез рукой в нагрудный карман клетчатой ковбойки. И достает довольно большую пачку трехрублевок. Протягивает их мне:

– Возьми, дядь-Гош! Только в таком говне не растворяйся.

«Не понял!» – подумал я тогда. Он не понял, что такие эпизоды можно и бесплатно сыграть – только бы дали возможность! И еще я подумал тогда… Как объяснить им – молодым и амбициозным – что ценно в профессии актера?! Ведь актер подневолен, зависим от режиссера, поэтому их взаимопонимание и дает какую-то творческую свободу, редкую возможность проявить себя. И вообще… Нужно ли это объяснять?! И, если «да», то с чего тогда начать?!.. Разговор с «размечтавшимся»? С большими запросами на значительные роли у крупных режиссеров.

Другой бы, наверное, ему по уху врезал. А я таких мальчиков сто-о-олько в конце 30-х повидал!.. Да только где они все теперь… После мало кого миновавшего, особенно в среде творческой, 1937-го года.

Вообще… У меня лично было два возможных варианта реакции. На него, на юного Олега Даля. Встать и молча уйти. Или продолжить общение. Выбрал второе.

– Присядь-ка. Поговорим…

В свое время (был тогда даже моложе своего собеседника) я смотрел во МХАТе спектакль «Вишневый сад». Знаменитая постановка! Это было в начале 1930-х годов. Ходил на него не один раз.

Фирса играл Николай Павлович Хмелев. Кстати, эту вот именно «стариковскую» свою роль он исполнял еще в юности – на любительской сцене, по-моему. А во мхатовский спектакль вообще – ввелся! После целой череды блистательных исполнителей.