Лариса Богораз - Сны памяти

Вот что меня пугает. Вот против чего я боролся и буду бороться всеми известными мне законными средствами».

Из последнего слова Ларисы Богораз:

«Я оказалась перед выбором: протестовать или промолчать, т. е., присоединиться к одобрению действий, которых я не одобряю, а значит, солгать. Я не считаю свой образ действий единственно правильным , но для меня это было единственно возможным решением… Если бы я этого не сделала, я считала бы себя ответственной за эти действия правительства, точно так же, как на всех взрослых гражданах нашей страны лежит ответственность за все действия нашего правительства, за сталинско-бериевские лагеря, за смертные приговоры…»

Прокурор: Я прошу лишить подсудимую Богораз последнего слова — она не вправе говорить о действиях советского правительства, советского народа…

Богораз: «Может, представить вам конспект моего последнего слова?..

…В своей защитительной речи, защищая свои интересы, я просила суд об оправдательном приговоре. Я и теперь не сомневаюсь, что единственно законным был бы оправдательный приговор. Я знаю закон, но я знаю также и судебную практику, и в своем последнем слове я ничего не прошу у суда.»

Из защитительной речи Д. И. Каминской, адвоката Павла Литвинова:

«Прокурор задал вопрос: „Что имел в виду Литвинов, когда поднял лозунг „За вашу и нашу свободу“? Может быть, он имел в виду свободу устраивать сборища, свободу клеветать?“

Но ведь клевета — это правовое понятие. Оно предполагает сообщение заведомо ложной информации… Этот лозунг не содержит никакой информации, никаких сообщений — ни правильных, ни ложных.

И на предварительном следствии, и в суде Литвинов говорил, что он считал себя обязанным открыто высказать свое отношение к решению о вводе войск в Чехословакию, решению, с которым он был не согласен. И независимо от того, прав он был в этой оценке или ошибался, выражение собственного мнения не может считаться преступлением.

Решая это необычное дело, суд не может отказать людям, судьбу которых он сейчас решает, в признании их безусловной искренности и убежденности. Эта внутренняя убежденность в своей правоте, это желание открыто высказать свое отношение и мнение — исключают возможность осуждения их за сознательную намеренную ложь — т. е., за клевету…

Все материалы дела приводят меня к убеждению в невиновности Литвинова, и я обращаюсь к суду с единственно возможной при таких условиях просьбой — просьбой о его оправдании».

Из защитительной речи Ю. Б. Поздеева, адвоката Константина Бабицкого:

«Бабицкий находился на площади с лозунгом на чешском языке „Да здравствует свободная и независимая Чехословакия“. Лозунг не содержит никакой информации … Представитель обвинения говорил, что войска были введены, чтобы обеспечить свободу и независимость Чехословакии, т. е., именно то, о чем говорится в лозунге. Сомнений не представляет, что Бабицкий вкладывал в эти слова иной смысл. Но уголовная вина может следовать из самого текста, а не из его толкования. Судят ли человека за текст или же за подтекст?

Я полагаю, что по ст. 190–1 Бабицкий подлежит оправданию за отсутствием состава преступления…»

Из защитительной речи С. В. Каллистратовой, адвоката Вадима Делоне:

«Мы, юристы, глубоко уважаем закон и знаем, что нельзя оправдать нарушение закона никакими, даже самыми лучшими побуждениями. Руководствуясь законом и только законом, я обязана, а силу своего профессионального долга, просить суд об оправдании Вадима Делоне, так как ни в законе, ни в материалах дела нет оснований признать уголовно наказуемыми его действия. … Я признаю право прокурора на убеждение, такое же право я признаю и за собой. У нас состязательный процесс. Мы спорим. Прокурор доказывает, что Делоне виновен. Я доказываю, что он не виновен. А вы, товарищи судьи, будете вершить приговор и устанавливать истину… В наших руках целый арсенал средств исправления людей, страдающих политической незрелостью и политической неустойчивостью. Уголовная репрессия в число этих средств не входит.

Если, как утверждает товарищ прокурор, в самом факте выражения несогласия с мероприятиями правительства содержится состав преступления, — то тогда защищать Делоне невозможно. Но пусть прокурор укажет закон, определяющий, что в этом есть состав преступления».

Судья: Вы в своей речи больше касаетесь речи прокурора. Переходите непосредственно к защите.

Каллистратова. Я — адвокат — не обязана представлять доказательства невиновности Делоне, по закону, я здесь для того, чтобы оспаривать и критиковать те доказательства, которые представлял прокурор…

Нужно ли было в порядке ст. 13 бить Делоне, который не сопротивлялся? Мне кажется, что не нужно. И мне хотелось бы, чтобы в речи прокурора прозвучал упрек тем неизвестным, неустановленным лицам, которые делали это.

Надеюсь не на снисхождение, а на справедливость и законность вашего приговора. Прошу Делоне оправдать за отсутствием в его действиях состава преступления.

Из защитительной речи Н. А. Монахова, адвоката Владимира Дремлюги:

«В лозунгах вообще не содержится сообщений о каких-либо фактах, ложных или действительных. В них высказывается субъективное и личное отношение к событию, которое совершилось 21 августа, причем событие это настолько общеизвестно, что бессмысленно ставить вопрос, ложно оно или не ложно… Несогласие с мнением пусть даже самого авторитетного учреждения Советского государства не является предметом уголовного закона… Кого и относительно каких конкретно фактов могли ввести в заблуждение транспаранты, демонстрировавшиеся у Лобного места? Обвинение утверждает, что само требование освободить первого секретаря КПЧ (речь идет о плакате „Свободу Дубчеку!“) содержит в своем подтексте ложное сообщение о лишении его свободы. Ни в тексте, ни в подтексте плаката не содержится указаний на то, к какому государству, а может быть и к отдельным лицам обращено это требование. Для людей, не слушавших зарубежных передач, этот лозунг, очевидно, остался бы просто непонятным. Разгадать смысл подтекста, не прибегая к разъяснениям зарубежного радио, невозможно. Но разве можно строить обвинение на подтексте, к которому добавляются другие привходящие соображения, которым само обвинение не доверяет? Такую конструкцию обвинения я считаю юридически неправильной и необоснованной».

— Да-а-а! Николай Монахов «сделал товарища прокурора В. Е. Дреля, как ребенка», — как сказала бы людоедка Эллочка.

Не гонялся бы ты, ЦК КПСС, за дешевизною!

Из защитительной речи Л. И. Богораз [11]:

Наши лозунги не содержат ничего ни заведомо ложного, как и ничего оскорбительного. Если не оскорбителен сам ввод войск на чужую территорию, то не оскорбителен и лозунг, демонстрирующий мою личную оценку этого события. Не думаю, что критическое отношение к какой-либо акции правительства или КПСС означало бы опорочение советского общественного или государственного строя…