Дженнифер Бернс - Айн Рэнд. Эгоизм для победителей [litres]

То, что предлагала Рэнд, было незабываемой, хорошо стилизованной версией старой аргументации под современный контекст. Её основным инструментом был злодей из «Источника» Эллсворт Тухи, цепляющийся за власть посредством продвижения коллективистских идей. Он ненавязчиво оказывает влияние на газету Винанда: «Если в высказывании содержатся чьи-либо личные мотивы, оно всегда будет «подстрекать к эгоизму» или «пахнуть жадностью». В кроссворде нужно было отгадать слово, определённое как «устаревший человек», а ответ был – «капиталист». В речи он пародирует Четыре свободы Рузвельта: «Если вам дадут работу, с которой вы не сможете уйти, это станет ограничением свободы вашей карьеры. Но при этом освободит вас от страха безработицы». Однако самый успешный метод воздействия Тухи – создание «Союза работников Винанда», который он использует в качестве органа власти для захвата редакции. Несмотря на возвышенную риторику, деятельность союза направлена на получение выгоды только для одного человека.

Кроме того, Рэнд обошла стороной традиционный либертарианский скептицизм по отношению к благотворительности ради критики концепции альтруизма как таковой. Некоторые авторы вроде Патерсон и Самнера утверждали, что милосердие не должно навязываться государством, его нужно поддерживать за счёт частных благотворительных организаций, членство в которых добровольное. Рорк же, напротив, говорит аудитории: «Единственное доброе дело, которое люди могут делать друг для друга, можно выразить одной фразой, характеризующей их взаимоотношения: «Руки прочь!» (683). Вновь обращаясь к ранней двойственной концепции активного и пассивного человека, Рэнд теперь обозначала основное различие между независимостью и зависимостью, представляя этику как суровый выбор между самопожертвованием и эгоизмом. В отличие от других либертарианцев, Рэнд не позволяла в свою концепцию индивидуализма проникнуть «социальной концепции».

Приближаясь к завершению проекта, Рэнд работала на пике своего энтузиазма благодаря новому лекарству. Она была в восторге от того количества часов, которое она могла посвятить работе, прибегая к новому препарату, и рассказывала о своём открытии друзьям. За несколько месяцев она урезала объём романа, переформировала его философский подтекст и отполировала образы персонажей, живших в её голове почти что десять лет. И всё это без нужды отказываться от своей подработки. Но бензедрин давал и побочные эффекты. Когда роман был завершён, доктор диагностировал у Рэнд состояние, близкое к нервному срыву, и настоятельно порекомендовал ей провести две недели в полном покое [187].

Уставшая, но счастливая Рэнд вместе с Фрэнком сбежала к Патерсон в её загородный дом. Там она поразила Патерсон, заявив, что ожидает продаж книги по меньшей мере стотысячным тиражом. Иначе она станет считать себя неудачницей, бестактно объявила она Патерсон, автору десяти романов, ни один из которых не разошёлся тиражом больше нескольких тысяч экземпляров. Несмотря на неизменную поддержку Рэнд, она была далеко не уверена в том, что её роман продастся хорошим тиражом. «Источник» был не в её вкусе: слишком много прилагательных, слишком много драмы. Она даже отказалась писать на книгу рецензию в Herald Tribune, что тщательно скрывала от Рэнд.

С New York Times Рэнд повезло больше: там на «Источник» в мае, спустя всего месяц после выхода романа, написали лучшую рецензию в её карьере. Лорин Прюэтт назвала Рэнд «автором великой силы»: «Она обладает тонким и острым умом, а также способностью писать блестяще, прекрасно, проникновенно». Прюэтт хвалила роман не только за форму, но и за содержание, говоря, что читателю будет интересно поразмышлять «над некоторыми базовыми концепциями нашего времени», и отметив, что «это единственный из всех идейный роман, написанный американской женщиной, что я могу вспомнить». Менее крупные издания также вторили этим словам. Один критик из Питсбурга сказал, что «Источник» мог существенно изменить жизнь каждого, кто его прочтёт», а Providence Journal написал: «Благодаря всего одной книге Рэнд сразу же пополняет ряды важнейших романистов современной Америки». По-другому к творению Рэнд относились главным образом только более высокомерные издания вроде Times Literary Supplement, где посчитали, что «мисс Рэнд может создавать только горгулий, а не персонажей», и The Nation, где Диана Триллинг фыркнула по поводу карикатурности книги [188].

К лету «Источник» начал появляться в списках бестселлеров, чему способствовало внимание критиков, а также положительные рекомендации. Патерсон несомненно сыграла свою роль в стремительном успехе книги, и хотя она отказалась писать на «Источник» рецензию, имя Рэнд в своей колонке с безопасного расстояния она упоминала восемь раз за 1943 г. [189] В те годы Патерсон была на пике своей славы в качестве книжного критика, а «По очереди с книжным червём» обеспечивал Рэнд должным вниманием со стороны общественности. Осенью продажи продолжали расти, оправдывая ожидания Рэнд, но смущая всех остальных, в том числе служебное подразделение её издателя. Вопреки советам редактора Рэнд, был выпущен лишь небольшой тираж, так как ожидалось, что продажи составят максимум 10 тыс. экземпляров. Вскоре пришлось принимать экстренные меры, чтобы удовлетворить спрос. К концу года было продано почти 50 тыс. копий, допечатывать книгу приходилось шесть раз. То, что в Bobbs-Merrill не смогло предсказать такой успех, было понятно. «Источник» – книга странная, большая, мрачная, сумбурная. Даже после ожесточённой последней редактуры Рэнд её объём составлял почти 700 страниц.

Что такое читатели нашли на страницах «Источника»? Начать можно с того, что в книге рассказывалась история, и рассказывалась хорошо. Обрамлённое символизмом Рэнд архитектурное дело стало интересным и живым. В одной из эффектных сцен Рэнд рассказывает о бунтарском поступке Рорка, благодаря которому он получает первого крупного клиента, Остина Хеллера. Когда Хеллер разглядывает акварельный эскиз предложенного ему дома, в котором идеи Рорка смешаны с идеями других архитекторов, Рорк вдруг стирает акварель, показывая, каким он изначально задумал дом.

«Рорк развернулся. Он стоял по другую сторону стола. Схватив рисунок, он стремительно выбросил вперёд руку с карандашом, и тот зашелестел по бумаге, прочеркивая чёрные жирные линии поверх неприкосновенной акварели. Под этими линиями исчезли ионические колонны, фронтон, портик, шпиль, маркизы, кирпичи. Выросли два каменных крыла, выплеснулись широкие окна, балкон разлетелся вдребезги, а над морем взмыла терраса. Всё это делалось, пока остальные соображали, что, собственно, происходит… Наконец Рорк на долю секунды поднял голову и посмотрел на Хеллера. В дальнейшем представлении никто больше не нуждался; это и так было как рукопожатие».