Дженнифер Бернс - Айн Рэнд. Эгоизм для победителей [litres]

Рэнд считала обвинения в расизме дымовой завесой для либеральных противников капитализма. Она придерживалась мнения, что Голдуотер стал популярен именно благодаря тому, что он поддерживал капитализм, потому что главным вопросом того времени был «капитализм против социализма». Подводя итоги республиканской конвенции, она писала: «Теперь рассмотрим понятие «экстремизм». Подразумевается, что оно означает нетерпимость, ненависть, расизм, фанатизм, бредовые теории и призыв к насилию. Его истинное значение – защита капитализма» [435]. В некотором отношении Рэнд была права. Сторонники либерализма, казалось, становились особенно недоверчивыми при упоминании либертарианских идей, в то время как поддержка поправок, например о запрете подоходного налога, не была среди для JBS редким явлением. Однако свободный рынок был лишь одной из составляющих всеобъемлющего мировоззрения членов JBS, среди которых также была непреклонная оппозиция гражданским правам и антикоммунизм а-ля Маккарти. Со своей односторонней сосредоточенностью на капитализме Рэнд пропускала моменты зарождения новых политических реалий. Насилие и беспорядки 1964 г., в том числе погромы в Филадельфии и Рочестере, подливали масла в огонь волнений на расовой почве. Голдуотер обозначил свою позицию в качестве оппонента демократическому подходу к пониманию концепции гражданских прав; нравилось ему это или нет, он постепенно становился центральной фигурой в политическом столкновении по поводу интеграции и десегрегации, и эти вопросы способствовали его успеху в политике гораздо больше, чем капитализм.

Будучи ярой сторонницей Голдуотера вплоть до момента его номинации в Cow Palace в Сан-Франциско, Рэнд разочаровалась в нём, когда он перешёл к всеобщим выборам. Это была та же ошибка, которую допустил Уилки. Голдуотер стал отстраняться от своей прокапиталистической позиции, становясь центристом, который мог понравиться большинству избирателей. Впоследствии Рэнд жёстко раскритиковала предвыборную кампанию: «О капитализме не было и речи. Никакой речи об этатизме. Никаких разговоров об откровенно вредоносной государственной политике в течение последних 30 лет. Не было никакого обсуждения. Не было никаких проблем». За месяц до выборов Рэнд предупредила своих читателей, что Голдуотер шёл курсом на крах, и призывала приготовиться к «горькому разочарованию». Вероятно, в надежде изменить ситуацию к лучшему, когда кампания подходила к концу, Рэнд прислала Голдуотеру текст речи, которую он должен был прочесть, не указав её автора [436]. Её речь, как и приложенное письмо, были переосмыслением консерватизма с чисто экономической точки зрения и взывали к силе свободного рынка. Но те, кто занимался кампанией, которая теперь уже перешла точку невозврата, проигнорировали её старания.

На самом деле Голдуотер столкнулся с почти невыполнимой задачей. Он пытался противостоять опытному политику Линдону Бэйнсу Джонсону, уже успевшему перетянуть на себя одеяло с убитого Джона Ф. Кеннеди. Непочтительный, скоропалительный и простой стиль Голдуотера, настолько полюбившийся прямолинейным либертарианцам, был его большой слабостью. Разрисованный в карикатурах расистом-фанатиком, ведущим Соединённые Штаты к ядерной войне, Голдуотер с треском проиграл всеобщие выборы. Помимо Аризоны, единственные штаты, где он набрал достаточное количество голосов, были далеко на глубоком Юге, кишащим теми самыми южными демократами, о которых и говорила Рэнд, критикуя расизм. Тем не менее решительное поражение Голдуотера ознаменовало политические перемены, поскольку его позиция сделала Республиканскую партию компетентной на Юге в национальном масштабе впервые с времён Гражданской войны. Оно ознаменовало первую национальную политическую реорганизацию после «Нового курса» Рузвельта [437].

«Ещё слишком рано», – поведала Рэнд New York Times в день поражения Голдуотера. Сторонникам капитализма нужно «начать с начала» и сконцентрироваться на вопросах культуры, а не практической политики [438]. Тот же вывод она делала после кампании Уилки: к общественному консенсусу о благах капитализма следует прийти до достижения успеха на выборах. Чистый капитализм относился скорее к неизведанному будущему, нежели к прошлому. Сам сенатор, казалось, был согласен с объяснениями Рэнд его проигрыша, цитируя её слова в своей колонке [439]. В «Новостях объективизма», своей частной площадке для мнений, Рэнд открыто обвиняла Голдуотера в его поражении. Она была потрясена тем, что единственными избирателями, которых ему удалось привлечь, были белые южане: «В сложившихся обстоятельствах самым гротескным, иррациональным и постыдным следствием проведения кампании является тот факт, что единственной частью страны, которая якобы выступает за свободу, капитализм и права человека, был аграрный, феодальный, расистский Юг» [440]. Словно лучиком надежды была твёрдая и философская речь по поводу Голдуотера, но было уже слишком поздно.

Несмотря на интерес к Голдуотеру, Рэнд прокладывала свой путь, отличный от консервативного движения в целом, что отражалось в её втором научно-популярном труде «Добродетель эгоизма». В то время как традиционный консерватизм подчёркивал важность обязанностей, ответственности и социальной взаимозависимости, основу правой идеологии, которую продвигала Рэнд, составлял отказ от морального долга по отношению к окружающим. Один из её читателей сообщил ей после того, как расправился с «Атлантом»: «Я держался принципа быть сторожем своему брату, задаваясь вопросом, почему те, кто говорил мне об этом, не сторожили своих братьев. Я считал своим моральным долгом отказываться от богатства, успеха и любви до тех пор, пока не будут решены вопросы угнетённых. Мне было интересно, почему я чувствовал негодование, если давал бездомному четвертак, и вину, если не давал. Эти противоречивые эмоции сбивали меня с толку, и я думал: «Со мной что-то не так». Да, что-то было не так, но только не со мной, а с моими взглядами» [441]. Рэнд разделяла страх консервативных сторонников объединений из National Review перед социализмом и подозрительность по отношению к деятельности государства, однако её мотивы опирались на совершенно другой социальный контекст. Её ви́дение общества было атомическим, а не органическим. Идеальное общество Рэнд состояло из торговцев, предлагавших ценности в обмен на ценности, чьи взаимоотношения ограничивались длительностью данной сделки.

Одним из создателей «Добродетели эгоизма» был Беннетт Серф из Random House, жаждавший внести свою лепту в труды Рэнд. Она была настоящей золотой жилой для издательства, которое также опубликовало «Для нового интеллектуала» и биографию Брэнденов, «Кто такая Айн Рэнд?». Общие продажи этих книг сильно превышали сотни тысяч экземпляров и не демонстрировали тенденцию к снижению. Серф предположил, что некоторые речи и статьи Рэнд из её новостного издания можно перекомпоновать в отдельный том. В ответ на это Рэнд предложила новую книгу, озаглавленную «Новые рубежи фашиста», в которой она развивала мысли из одноимённого эссе. Поначалу Серф отнёсся к проекту с энтузиазмом, но со временем его всё больше начинало смущать название, поскольку ему не удавалось привлечь внимание отдела продаж.