Петр Пономар - Охотничьи рассказы

– Батьку, вставай, я убил большого секача! Страшно было, совсем рядом был, возле ног!

– Ну, и чем же ты его убил? Палкой, что ли?

– Да вот патрон, – и я достал из ружья стреляную гильзу.

– Ну, ну. А кто тебе разрешал брать пулевые патроны?

– Я не брал их, я дробью.

– Что, пятым номером дроби секача? И где он так тебя напугал, что горлицу промазал и теперь несёшь какую-то чепуху?

– Да убил я точно, никуда он не побежал, там и лежит. Возле нашей старой землянки.

– Да кончай брехать как бобик. Он и то так не врёт. Надо же, такое выдумать, и когда я тебя отучу врать, ну, стрельнул, промазал, патрон не жалко, а вот врать нельзя никогда, запомни на всю жизнь.

Я ещё пытался как-то рассказать, как оно было. Но он уже меня не слушал. А я не мог внятно рассказать.

– Ну пойдём, на месте разберёмся, покажешь, где и как он лежит.

А сам для моего воспитания взял в руку старый солдатский ремень. Ремня я не испугался и продолжал настаивать на своём.

– Да лежит он там, идём, посмотришь. Давай хоть ножи возьмём.

Там на месте разберёмся, до землянки недалеко… Он оделся, и мы вышли из избушки. Я быстро взбежал на тот подъёмчик и глянул в тот окоп, самому не верилось, вдруг убежал.

– Вот он, батьку, на месте лежит, не сбежал.

– Ну, твоё счастье.

Он бросил на него хорошую палку. Где и когда он успел её выломать, я так и не заметил в пути.

– Ты смотри, а я и не верил. Как же так получилось?

– Не знаю, батьку, как мне удалось медленно нацелить ружьё. А сразу окаменел, как его увидел, рядом стоял, вот здесь, и пальцем шелохнуть не мог. А после оправился и, с рук стрельнув, к плечу приклад не прижимал.

– Ну и молодец, что нашёлся, если бы ты резко повёл ствол и приклад к плечу потянул, не успел бы. Он бы тебя зарубил. Молодец, надо же так. Теперь пошли за ножами, а лучше его опалить паяльной лампой в конюшне. Так что Бурчика возьмём с собой и постромки, он вытянет и дотянет. А нам с тобой его и вытянуть с этого окопа не удастся.

Так мне удалось преодолеть страх (столбняк). И после по жизни меня часто выручала голова. И это спасало в экстренных случаях. А они были, и не раз. А врать я точно перестал навсегда. И о том никогда не жалел.

Чушка и Полежаев

Но не только секачи кидаются на стрелявшего. Был и с чушкой случай. Геологическая партия таёжной экспедиции делала геологическую съёмку в районе падения железного метеорита в 46-м году. И вот 25 октября закончился полевой сезон. На базе партии оставили зимовать возчика с лошадьми Полежаева и сторожа. Полежаев был не только хорошим возчиком (коневодом), а и страстным охотником. Ноябрьские заморозки сковывали землю и воду. Наконец-то землю покрыл снежок и притрусил-то всего ничего, сантиметров 5—7, не более. А это для охотника радость и открытое откровение (письмо). Любой зверёк тайги оставляет свой след. Иди, читай и радуйся жизни, если можешь. В такую пору не удержать охотника дома. А жизнь и смерть, они рядом ходят.

До этого Полежаев поймал жирного барсука до залегания. Его тушку они давно уже съели вместе с Толей-сторожем. А жира натопили полтора литра. Всё-таки радость была, консервы обрыдли за полевой сезон. Вот и дождались письма с неба – снежка. Трудно ведь подходить к зверю по сухой листве, накрывшей до этого землю.

– Ты сиди, Толян, дома, на контрольную связь по рации выходи. А я пойду с утра пораньше, может, чего добуду, зверя много, тайга ещё дика вокруг.

Он взял ружьишко 28-го калибра, еды на обед и пошёл читать книгу уссурийской тайги.

Встретилась ему старая чушка. В этом году по весне у неё ещё родилось два поросёнка. Но один уже был «последыш», мал и толком не рос, она ревностно охраняла их от всех бед и невзгод. Чуяла, что последние, учила всему, что знала. Род должен продолжаться, и нужно всё передать. Но вот что-то неожиданно резко полоснуло возле сердца по лёгким. Это пуля Полежаева резанула. Она сразу всё поняла. Каким-то чутьём или уголком зрения засекла охотника, он лихорадочно двигался. Развернулась и с места ринулась к охотнику. Полежаев быстро перезарядил одностволку без инжектора. Но не успел закрыть ружьё с другим патроном, как чушка подскочила и ударила его лычём по ногам. Он упал как подрубленный, и ружьё вылетело у него из рук. И не успел ещё ни подняться, ни опомниться, как резкая боль два раза вошла в задницу и ляжку ноги. Левый клык чушки два раза разрубил мякоть зада сквозь ватные штаны и подштанники, пропорол мякоть до кости. Под снежком был замёрзший ледок, чушка скользила по нему. Полежаев легко отлетал и юзил от удара по льду. Чушка подбежала вновь и начала бить его правой стороной лыча, на которой уже давно клыки поотламывались от времени, что и спасло охотника от неминуемой гибели. Она в ярости била и катала его по снегу, пока он и не утих вовсе, а она легла рядом и дошла, пуля сделала своё дело.

Много крови выбежало через раны, но Паша пришёл всё-таки в сознание. Подобрал ружьишко, разрядил и, опираясь на него как на палку, побрёл к жилью к Толе. Каждый шаг давался с трудом, тяжело было дышать сломанными рёбрами. Кровь запеклась в обутке. Несколько раз падал, терял сознание. Но поднимался и шёл. Он твёрдо знал, что только идущий дорогу осилит. Благо, идти было не так уж и далеко. Дверь он открыл и потерял сознание, свалился под ноги Толе. А когда пришёл в себя, Толя его уже раздел, уложил на полати и отмывал раны.

– Курнуть дай и чаю крепкого, сладкого. И не охай. Топи жир барсука, раны раскрывай и заливай горячий жир. Вечерней связью пока ничего не сообщай в экспедицию. Утром посмотрим. Подкинешь дровишек в печку и за мясом иди по моему следу.

Вывозил его вертолёт в больницу с. Рощино. Охотник выжил и ещё несколько лет исправно водил лошадок с вьюками, перевозил груза геологам. А охоту не бросил, только 28-й сменил на 12-й калибр. Уж больно мал 28-й для крупного зверя…

Я в поисковой партии

В 75-м году меня на сезон перевели в поисковую геолого-съёмочную партию. Работали в долине реки Малиновки. Можно сказать, в девственной приморской тайге, ещё не пиленной лесорубами. В поисковых партиях самый неустроенный быт. Геологи отрабатывают площадь и передвигаются на новое место жизни и работы. База обустраивалась с площадок, куда мог садиться вертолёт Ми-4 или могла подъехать машина. А с базы груза перебрасывались по тропам лошадками с вьюками. Все пробы и образцы пород лошадками свозились на базу. Геологи долго не жили на одном лагере. За полевой сезон несколько раз переселялись и обустраивались на новом месте. Жили в основном в накомарниках. Это бязевый или марлевый домик 2,2 м на 2,0 м и высотой 1,2 м. Его устанавливали на метровой высоте на настиле из жердей. И над ним натягивали лоскут брезента от дождя. Вот и всё жильё, и место работы. Работали в тайге весь световой день. А в дожди жили и обрабатывали полевые материалы под этим клочком брезента. Утром выходишь и сразу весь мокрый от росы, а после, высохнув, становишься мокрым от пота. Ходьба по сопкам с рюкзаком, который на каждой остановке всё утяжеляется от образцов (камней проб и прочее). К вечеру он мог достигать и 25—30 кг. Портянки и одежду сушили своим телом под спальником. Варили по очереди кто чего умел, в основном из консервов. В общем, романтики полные штаны. Я, чтобы как-то улучшать свой быт, имел свою ручную пилочку, топорик и имел навыки ими работать. Вскоре я принёс с базы сам двухместную палатку и небольшую жестяную печурку с трубами. Сделал основание из сухостойных ёлок и на нём каркас из жердей. На него и натянул палатку. В ней установил печку. Построил небольшой столик и нары. Старший геолог В. Кочкин сразу окрестил меня барином.