Петр Пономар - Охотничьи рассказы

– Всё, Люда, – выдохнул я, – дело сделано. Представление окончено. Жаль только, что ты не засняла…

– Да я боялась испугать такое.

– Да, я тоже засматривался, не мог выстрелить столько раз. Знал бы, что он так подставится, пулей бы стрелял (но поделом тебе, заслужил, подумал я). Но так уж вышло, прости, Миша… Всё, Люда, шторы театра опустились, насмотрелась, всё-таки жаль, не засняла. Пошли, что-нибудь приготовим поесть.

– Да, посмотрела, вот это да… Это тебе не в цирке…

– А ты хорошо видела перед выстрелом? Вроде медведь крупнее, другой…

– Я не поняла.

Я походил ещё по пасеке, снял показания с весов. После наносил воды в корыта пчёлам. Поели, залезли в палатку спать. А я всё никак не могу успокоиться, вроде всё получилось, подвезло, дело сделано, но что-то не так, не логично. Не ясно, далеко ли отбежал, а может, и не упал вовсе… Да ладно, успокаивал я себя, утром разберёмся. Мы включили планшет слушать книжку. Я успокоился, начал уже отвлекаться от текста, дремать. Вдруг слышу – падение крышки улья и тут же улей падает, эти звуки я спутать ни с чем не могу. Ток прошёл по всему телу. Я крикнул: «Гад ты ползучий!» Вскочил, полез из палатки в майке и трусах к комарам. Люда что-то спрашивала, что, что такое? Куда ты? Взяв в руки ружьё, включаю фонарик. Всё верно, лежит улей возле съеденного. Мишки уже и след простыл. Да вот, Люда, война продолжается. На часах было 22.30. Вот что томило меня, вот он, малыш. Всё стало яснее… Малыш привёл дружка или конкурента. Ну что ж, повоюем ещё. Но картечи у меня больше нет, только пули, а он шустряк. Не дался по-светлому… Да ладно, сочтёмся сегодня, за долги нужно платить, мишка. И я полез в палатку одеваться. Люда уже была одета.

– Везёт нам сегодня, хорошо, осмелел, вышел. А то бы уехали утром, а он бы продолжал хозяйничать как хотел.

Мы затаились на боевом посту. Вырос, гадёныш, возле пасеки, три года террора, столько вреда принёс – накручивал себя я. Расплатишься за всё разом. В этот раз мне промахнуться нельзя, гляди, Петро, в оба, не расслабляйся. А ночь такая тёмная, видимо, тучи закрыли небо… Минут 20—30 тянулось ожидание. Но вот вижу, отделилась тень от леса. Плывет, ни шороха, точно, идёт, крадётся. Резвость прошла, осторожность и внимательность. Я весь в прицеле, ожидаю, когда можно будет зажечь фонарик. Вот он уже просовывает голову сквозь ряд сентябринок, остановился и замер. Я включаю фонарик. Да, он, зажглись два светло-оранжевых фонарика в сентябринках. Всё точно, мушка в серёдке и на уровне прорези… Дожимай спуск, дотягивай, всё точно… Выстрел… И всё, тихо-тихо, и нету никаких фонариков.

– Ты куда стрелял? – спросила Люда. – Я рядом была и ничего не видела.

– Да, – не погнал я, – видел тень и глаза горели, вот и стрельнул между них. Видимо, попал, вона чёрное в сентябринках.

Видимо, ещё всё туманом заволокло, свет фонарика не выделял никакого пятна в сентябринках. И она настаивала, пошли посмотрим. Мы слезли с настила, пошли смотреть. И только метров за 10 не доходя стало хорошо видно. Лежит с дырочкой во лбу.

– Надо же, – сказала она, – я не поняла и не поверила. Днём не смог и выстрелить, а тут такая темень и между глаз, я вообще ничего не видела…

Да, подумал я, чудес не бывает. И случайности бывают только у дураков и пьяниц. Мне, видимо, опыт помог или боги. Хоть и дорого взяли… Мы оставили всё как есть и пошли в палатку.

– Вот теперь, Люда, давай выпьем вина – снимем стресс и спать. Повезло и нам.

А про себя я подумал: пчеловодить в моём случае – это не только уметь пчёл водить. Нужно уметь их защитить, иначе повторишь судьбу Ивакина или Кротенко, что пасеку от медведей потеряли. В тайге выживает сильнейший. И я ещё могу постоять за своё. (А то брось пасеку. Давай 5 ульев поставим в огороде, и всё. Хватит нам таких забот и мёда хватит…)

Утром мы собрали разваленный улей. И пошли смотреть первого медведя. Следов было много, тропы. А капель крови мало и мелкая. Картечь и есть картечь. Далеко отойдёт, нужно бросать искать вчерашний день. И времени нет, следить и рисковать. Ведь в кустах стрелять подранка, это не моё. Может, и есть такие ловкачи, но один-два на всю планету… Может, и выживет, но вряд ли. А скоро не придет точно…

Да, пел Бернес правильно. «И самолёты сами не летают, и теплоходы сами не плывут. И жёны (дети) не всегда нас понимают. Но, может быть, когда-нибудь поймут».

Да как всё бросить? Значит, заживо себя схоронить в безделии и без забот.

Не всем понятно, почему взрослых самцов кабана иногда называют секачами. От слова «засечь» – значит «зарубить». И действительно, рубят они охотников, а особенно собак.

Сейчас охотятся с карабинами, оптикой и тепловизорами, ночным видением, часто с вышек на подкормочных площадках, загоном и другими безопасными методами и с мощным оружием. И уже слово «секач» уходит в предание. В начале моих охот гладкостволки продавались без всяких разрешений, наличия сейфов и контроля, но был дефицит. Были сложности приобрести хорошую двустволку 12-го или 16-го калибра. Патроны снаряжали сами. Председатель общества охотников просто запишет тебе в билет номер и название ружья, если захочешь стать охотником. Вот и всё, плати взносы и покупай марки на разрешённую охоту по сезону. В ходу были одностволки, и то мелких калибров в промысловых районах. А ружья трофейные, с войны, иномарки – очень ценились. Охотиться я начинал ещё на Украине в шестидесятых годах прошлого века. И в семидесятых уже в приморской тайге. В те времена в Приморье охотились просто с подхода. Редко с большой сворой собак. Из своры в 8—11 собак всегда ищут одна-две, подают голос, остальные бегут на удержание от ног своего хозяина. После свора быстро переключается на мелочь, прошлогодка или поросёнка. Задавят и тут же молча съедают. Так, что охотник часто и найти не может. Иногда достаются кости и остатки. Добыть с ними хорошего трофейного секача проблемно. Секач часто рубит собак легко и насмерть. Так что хорошо, если собак 2—3, но хорошо сработанных, опытных и уже когда-то раненных чушкой или секачом. Попробовавших на себе их оружие – клык.

Я в детстве начитался про знаменитых охотников, которые могли добывать зверя легко и просто, Улукиткана и Дерсу Узала, и других. Конечно же, хотелось научиться самому добывать зверя так же легко и просто. И я многому учился сам, поскольку проработал в тайге всю жизнь и охотился с 75-го года не штатным охотником-промысловиком в зимние отпуска, а с 93-го года – весь охотничий сезон. И сейчас являюсь любителем со своим охот участком.

Вот я и хотел поделиться опытом. Секач, как медведь и тигр, разворачивается в сторону стрелявшего и летит на охотника. Чётко определяет, откуда прилетела пуля, и со ста метров ошибается всего-то на 5—7 метров, хоть и стоял мордой в другую сторону. Тут уж кому больше повезёт. Нужно быть и хорошим стрелком, и иметь крепкие нервы, чтобы не шелохнуться и не выдать себя. И чтобы был в запасе хотя бы ещё выстрел. Так что лучше всего иметь хорошо пристрелянную пулю и двустволку 12-го калибра. А главное, точно и быстро стрелять. И приобретя ружьё, сразу нужно с него научиться этому. Более-менее точные пули появились в продаже относительно недавно. Когда стали обязывать военные заводы выпускать товары народного потребления (конверсия). Так что мне пришлось долго изобретать и изготавливать самому пулелейки, пули, картечь, дробь и заряды разного назначения. И проводить часть охот с одностволочкой 28-го калибра. После 80 г. уже имел 12-го калибра двустволку. Появились пули Полева, Рубейкина, «Кировчанка» и другие неплохие пули, бьющие до ста метров.