Петр Пономар - Охотничьи рассказы

Вспомнился мне один случай с моей работы в полевой геологической партии в 75-м году. Я застрелил тогда мишку килограмм на 30. Думал, пестун двух-трёхлетний. Но он оказался старым, со сточенными зубами. И как-то один охотник мне говорил, что убивал такого мишку, старого и его мясо поместилось в рюкзак. В справочной литературе про таких мишек я ничего не нашёл. Вот только оговорка есть, что в неурожайный год кедры гималайский медведь не растёт – малым и остаётся. Ещё в природе почти у всякого зверя бывают часто последыши. Последний детёныш рождается мелким и так толком и не растёт (своего рода карлик). Вот и этот малыш, видимо, таков. Но то, что он один, без мамки – это факт. Может, её убили или попалась тигру. В тайге свои законы, и нам к ним примерять свои не стоит. Родила двоих, а голодная весна. Вот одного и отогнала, не стала кормить, слабого бросила, а второго увела. Это чаще бывает, чем мы думаем. Почти всегда рождается два, а доводит она до взрослого состояния одного.

Долго не было малыша возле пасеки. Но 4 октябряон появился. Пришёл ночью в холодное хранилище. Там я уже наставил много сокращённых и обсушенных пчелой рамок от мёда. Колонны по 7 корпусов. Он залез наверх корпусов, с двух корпусов рамки повынимал и повыкидывал в окно за заднюю стенку хранилища к лесу. После вылез с хранилища, подошёл к рамкам и уже спокойно, без страха «пировал». Да, голод не тётка, заставил пожирать пустую и вылизанную вощину пчелой. Там и запаха-то мёда не остаётся. А он всё переломал. Что сгрыз, а что переломал, попортил. Погрыз и часть деревянных брусков рамок. Утолил, видимо, чувство голода, а смелости не набрался подойти к ульям. И до постановки пчёл он к пчёлам не подходил.

Этот год был очень активного Солнца. Было много землетрясений и проснулось много вулканов. И небывалое наводнение было на Амуре. Вода возле Хабаровска поднималась до 9,2 метра выше уровня. Огромные пространства долин речушек Амура были затоплены. Много зверя и потонуло, и осталось без корма. Часть сменило места обитания, разбрелось-разошлось в другие места. Эта катастрофа отразилась и на нашем районе.

Зима прошла, пчёл я выставил вовремя. Бросил их до тепла и жил дома. Ожидал тепла, когда можно будет пересмотреть пчёл, начать с ними работать. Про мишку иногда вспоминал, но особо не волновался. Первые медведи приходили на пасеку к началу мая. Да, голодно им было осенью, и ходило много голодных не вдалеке от пасеки. Я видел следы по грязи на дороге и по первым снежкам. Вряд ли и он перезимовал. Так я думал и успокаивал себя. Но с первым теплом уже в конце апреля, с 8 часов утра, я поехал добираться до пасеки. Машину пришлось бросить километрах в двух от пасеки. И только к двум часам дня я подхожу к пасеке. Волнуюсь. Не снимая рюкзака, бегу к пчёлкам. Не зря волновался, чувствовал беду. Миша перезимовал. И уже две ночи отъедался после зимы на пасеке. Мне пчёл было жаль, но какая-то поддержка уверенности, что жизнь, она крепче всяких невзгод и горя. Нужно не опускать руки, бороться и надеяться. Малыш, без матери, брошенный, голодный, не накопивший жира, перезимовал суровую зиму, и вот он отъедается – осмелел. Электросторож был не включён. Мишка первым делом подошёл к прошлогоднему пиршеству. После зашёл в хранилище к рамкам, снял один корпус пустых рамок. Одну извлёк из корпуса, исцарапал, потоптал, обнюхал и бросил. После забрался наверх на корпуса, поскидывал крышки, всё обнюхал, извлекал ещё пару рамок, драл их когтями, обнюхивал и, убедившись, что мёда в них нет, бросил своё занятие. Но голод гнал, и он, осмелев, пошёл, обходя проволоку, к тому улью, что валил осенью. Он ему, наверное, всю зиму снился. Холодная ночь, пчёлка грела расплод и не очень-то кинулась защищать себя и своё добро. Но первую рамку, самую медовую, он поедал в лесу в 20 метрах от улья за хранилищем. Видимо, после опять подходил, взял ещё медовых рамок и уже спокойно ушёл в другое место. Перешагнул через страхи – всё, я здесь хозяин и сыт. Семья пчёл не смогла согреть разбросанные рамки с расплодом и замёрзла.

На вторую ночь он зашёл также от хранилища до съеденного улья. Посмотрел, что всё на месте, как и бросил вчера, хозяин не появился. Он прошёл через все ряды к переднему угловому «медвежьему». Сколько на том месте съедено ульев, один бог знает. Но он уже ничего не боялся. Сначала снял с улья крышку, после подкрышник отложил в сторону. Улей свалил с кольев на бок. Рамки сдвинулись. Мишка выбрал самую медовую и уже лакомился рядом с ульем. Видимо, азарт и жадность охватили его. Он не стал более трогать «медвежий», а немного отошёл ко второму ряду и выбрал улей побогаче мёдом. Но также снял крышку и подкрышник и отложил их в сторону, улей свалил с кольев и, выбрав рамку, достал и полакомился. Съел, получается, всего-то три рамки мёда, можно бы было и простить. Но матки погибли во всех трёх ульях. А потеря матки весной – это потеря улья. Так что я на него обиделся, да, браток ты мой меньший, тебя уже пора убивать – не отогнать тебя миром.

К вечеру я всё приготовил к его встрече. Лёг пораньше на настил, рядом поставил кресло. Подход от хранилища совсем рядом с настилом. Я то на хранилище смотрю, то на пчёл, всё жду сумерек. Но по-светлому он не пришёл. Я пересел в кресло. Ночь тёмная, безлунная. Долго я сидел не шелохнувшись, весь во внимании шорохов и звуков. Глаза устали высматривать всякую тень. Да всё тихо, как во сне. Тело затекло, с семи часов вечера и до одиннадцати в кресле не двигаясь. Температура тоже не в кайф, около пяти градусов. И я начал терять надежду. Видимо, объелся, будет дня два отлёживаться. Другой бы уже давно вышел. Я решил встать на ноги, распрямиться, постоять выпрямиться, это же можно сделать тихо. Медленно, потихоньку я поднялся, и тут же заметили глаза какую-то тень, неясную, но вроде движущуюся. Она медленно отделилась от первого ряда пчёл и скрылась во втором. Ток прошил меня насквозь, адреналин ударил в голову. Сердце качнуло кровь во всю мощь – это он, не снится.

Не спугни, близко прошёл, видимо, метрах в шести от меня и, может, слышал моё дыхание, а я не слышал. Проплыл он в тумане, не сомневайся – он.

Ружьё стоит в полуметре, нужно медленно дотянуться и поднять, чтобы одежда и провода, идущие от батареек к фонарику, не шелохнулись. Всё это делаю, а в голове – проспал, твою мать, спокойней, медленнее, не шумни. А тень уже чётче видна. Плывёт, уже третий ряд минует. Наконец-то плечо ощущает приклад и пальцы правой руки на переключателе света фонарика. Свет остановил его на полшаге. Он замер, подняв левую переднюю лапу вперёд, и застыл. Тоже проспал, выходит, не ожидал. И только глаз свыкся видеть свет, я увидел мушка там, где нужно, в прорези, да и лопатка левая, чётко. Жми-дожимай быстрее – всё четко. И громыхнул выстрел неожиданно, не проверил точность прицела, горизонтальность мушки. И в голове – промах, такой промах, мушка была ниже. Он не более хорошей собаки, пуля ниже прошла. Кто тебя торопил? Он же замер. Да так неожиданно, как со сна, и быстро, и адреналин сердце молотит. Легко тебе смотреть со стороны, советы давать. Вот ты и советовал – жми, всё чётко. Вот тебе и дожал курок. Мишка сразу же пригнулся вправо и пулей полетел через провод, мимо яблони и в лес, и ни одна ветка под ним не треснула.