Тиффани Дженкинс - Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

Женщины в тюрьме не всегда бывают надежным источником информации, поэтому было трудно принимать за чистую монету любой совет, который они мне давали. В итоге все обернулось лучше, чем я надеялась; и, уверена, многим казалось, что я легко отделалась.

По крайней мере, так казалось охраннице Бернс, и она пользовалась любой возможностью дать мне это понять. На обратном пути из суда я ощущала облегчение и благодарность. От всего этого не осталось и следа, когда Бернс начала меня расковывать.

– Руки на стену, Джонсон, – велела она, пинком раздвигая мои ступни, и начала обыскивать меня, чтобы убедиться в том, что я не припрятала на себе ни скрепок, ни кнопок, прихваченных в зале суда.

– Слышала я про твой приговор, – сказала она, пока ее руки перемещались по сторонам моей талии. Я не ответила, потому что это был не вопрос. Мне давно стало ясно, что подавать голос стоит только тогда, когда к тебе обращаются, а поскольку я сейчас не знала, что сказать, то ничего и не говорила.

– Сто двадцать и реабилитация, а?

– Да, мэм.

– Иисусе, ты передала целый арсенал оружия в руки известных наркобарыг! Кусков дерьма, которых волнуют только деньги и которые готовы на всё, только бы смыться от неприятностей, – в том числе и пристрелить меня или невинного гражданского. А тебя за это, в сущности, просто по руке шлепнули! – прошептала она.

Она была права. Я не подумала о потенциальных последствиях передачи наркоторговцу оружия; я думала только о кайфе. И когда я попала в допросную и один из членов спецподразделения SWAT , который отправлялся забирать это оружие, наклонился, остановившись в дюйме от моего лица, и сказал: «Если я сегодня умру, кровь будет на твоих руках», – лишь тогда я осознала всю тяжесть содеянного.

Я ничего не ответила Бернс. Решила дать ей спустить пар. Элиот был ее другом, в конце-то концов, и я могла понять, почему она воспринимает это как личную обиду.

– Надеюсь, ты понимаешь, что, когда выйдешь отсюда, свободной ты не будешь, – прошипела она. – Выйдя из реабилитационного центра, свободной ты не будешь, и если тебе удастся успешно завершить свою пробацию – что крайне маловероятно, – ты тоже свободной не будешь. Весь департамент шерифа знает, что ты сделала с Элиотом, и я говорю не только о воровстве!

Она развернула меня и начала прощупывать переднюю поверхность моих ног. Я закатила глаза. Она обыскивала меня тщательнее, чем кто угодно другой, я в этом совершенно уверена. И продолжала не торопясь делать это, чтобы закончить свою мысль:

Я не подумала о потенциальных последствиях передачи наркоторговцу оружия; я думала только о кайфе.

– Коллегам приходится похлопывать его по спине, когда он плачет при мысли о тебе. Всем нам приходится помогать ему взять себя в руки, и если бы наказание тебе выбирали мы, оно было бы намного более жестким. Это наш друг, наш брат, а ты его сломала. Тебе придется жить с этим до конца твоих дней.

Она грубо оттащила меня от стены и подтолкнула к входу в блок. Я так сильно стиснула зубы, что у меня заболели десны. Мне отчаянно хотелось вызвериться в ответ, рявкнуть, что ей никак не понять мою жизнь, потому что у нее-то зависимости никогда не было. Я не хотела причинить ему боль. Я не хотела лгать, воровать и манипулировать. Мне пришлось! По крайней мере, мне так казалось. Я знала, что любая попытка огрызнуться пропадет втуне. Вся власть была в ее руках, а я была пустым местом.

Я вошла в блок, и меня встретила сотня нетерпеливых взглядов. Те, кто отслеживал мой путь и помогал не оступиться, – и любопытные сучки, которым просто хотелось знать, приговорят ли меня к пожизненному.

Не так давно я сблизилась с девушкой примерно своего возраста. Ее звали Сарой. И я ощутила облегчение, когда она подбежала ко мне и обняла, за что немедленно получила замечание через интерком:

– Никаких прикосновений, леди, вы знаете правила!

– Да пошел ты, – пробормотала себе под нос Сара, улыбаясь мне и сверкая заинтересованными глазами. – Ну?..

Я кивнула в сторону своей камеры, и она пошла за мной. Мне не хотелось тешить любопытство девиц, которым на самом деле было все равно. Мне нужно было поговорить наедине, причем с настоящим другом.

Я рассказала Саре обо всем, включая инцидент с Бернс.

– Итак, во‑первых – ура! Это такая славная новость! Тифф, ты же думала, что будешь сидеть вечно! А во‑вторых, пошла она на хер, эта Бернс, тупая п***а, пусть ей небо будет с овчинку. Ее, наверное, дразнили в школе за жирный зад, и теперь она вымещает агрессию на тебе. Не позволяй этой суке испортить тебе всю малину. Я люблю тебя и так рада!

Ее радость оказалась заразительной, и я почувствовала, как во мне снова поднимается волна благодарности. Мне хотелось позвонить папе и сообщить ему эту новость. Я знала, что он будет гордиться мной, потому что я выбрала реабилитацию. Он каждый божий день присылал мне открытки. Порой они были информативными – о событиях, которые происходили во внешнем мире; на нескольких он просто рисовал какие-нибудь картинки, а иногда просто присылал мои детские фото. Последние всегда вызывали во мне бурю эмоций. Они были напоминанием о человеке, которым я была до зависимости, о человеке, которым я хотела стать снова.

– Давай праздновать! – предложила Сара, спрыгивая с койки и выдергивая меня из мира грез. – У меня есть идея: давай сделаем друг другу красивые прически, подщипаем брови, накрасимся и приготовим торт! Сейчас вернусь! – пообещала она, убегая в свою камеру.

Она даже не стала дожидаться моей реакции – потому, вероятно, что знала, что я отвечу «нет». Ничто из предложенного меня не вдохновляло. Торт – еще туда-сюда (на самом деле тортом здесь называли раскрошенное печенье с арахисовым маслом, переслоенное конфетами и политое глазурью из растворимого какао и воды). Но не прически и макияж.

Сара вернулась со всем необходимым и вывалила свое добро на койку.

– Итак, у нас есть двадцать четыре минуты до локдауна, надо поторопиться!

Она наклонилась, стащила с ноги носок и начала протыкать его карандашом. Я поняла, к чему идет дело, и передернулась от страха.

Сара проделала в носке дырочку и принялась теребить ее, пока не удалось высвободить кусок нитки. Потом взялась за концы нити и связала их вместе.

– Ложись на спину, – сказала она, нажимая мне на лоб и укладывая на подушку. И начала выдергивать волоски из моих бровей, медленно закручивая нитку на манер цифры 8. Я знала, что это считается приятным девичьим времяпрепровождением, но мне раза четыре, не меньше, пришлось буквально хватать себя за руки, чтобы не съездить ей по шее.

Сара закончила издеваться над моим лицом и перешла к волосам.

– А где Джесси? – спросила я, вдруг осознав, что не видела ее с момента возвращения. Сара медленно выпустила из рук мою голову, но продолжала молчать. Я развернулась, чтобы увидеть выражение ее лица, и поняла, что что-то случилось. – Что такое? – спросила я.