Тиффани Дженкинс - Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

Я поднялась, прошла мимо нее и выглянула из-за двери, чтобы убедиться, что ресторан пуст и все огни погашены.

– Дейв, можешь идти! – крикнула я через плечо повару, снова заходя в свой кабинет и закрывая дверь.

– Пожалуйста, ты меня не уволишь?..

– Да заткнись ты хоть на секунду! – рявкнула я, торопясь забить в компьютер итоги дня. Выключила его, взяла сумку с деньгами и свои ключи.

Открывая дверь, я повернулась к ней, держа руку на ручке двери.

– Ты не поедешь на автобусе. Я подвезу тебя домой… а ты дашь мне пять штук своих «рокси»…

Я выключила свет и направилась к парковке.

– Здесь налево, – сказала Моника, отстегивая ремень безопасности. Поворачивая, я глянула на нее.

– Что это ты уже ремень сняла? – спросила я. Мне это казалось подозрительным.

– О чем ты говоришь? Мы уже почти у моего дома, – ответила она.

– Слушай, если ты планируешь выскочить из машины и забежать в дом раньше, чем отдашь мне дурь, клянусь богом, я тебя отделаю. Мне насрать, что ты беременна, как и тебе самой, похоже. – Я нажала на тормоз, замедляя ход. – Куда теперь?

– Вот этот дом. Мне не насрать на своих близнецов, кстати говоря, и я, естественно, не собиралась сбегать… Вот здесь.

Она неохотно отсыпала пять таблеток в мою ладонь, и я тут же крепко зажала их в руке. Я видела, что она раздражена, но мне было все равно. У этой сучки в сумке их было примерно пятьсот штук. Я честно не собиралась больше «колесить», но казалось, чуть ли не сам Бог хотел, чтобы я везде находила таблетки. В смысле они практически сваливались мне на голову.

Я смотрела, как Моника с трудом выбирается с пассажирского сиденья, и улыбалась. В обычной ситуации я бы обежала машину, чтобы помочь ей, но всякое уважение к этой девице испарилось, как только я увидела, что она без зазрения совести травит своих близняшек. Выбравшись на улицу, она наклонилась, чтобы забрать с сиденья свою сумку.

– Это не то, что ты думаешь. «Колеса» не мои, – заявила она.

Я честно не собиралась больше «колесить», но казалось, чуть ли не сам Бог хотел, чтобы я везде находила таблетки. В смысле они практически сваливались мне на голову.

– Ага, конечно, именно это все и говорят! Если попытаешься сказать начальству, что я употребляю дурь, Моника, я добьюсь твоего увольнения быстрее, чем ты глазом моргнешь. В офисе есть камеры охраны. Вероятно, твоих детишек отберут, как только они вылезут из тебя на свет, так что не вздумай шутить со мной!

Я завела машину, намекая ей, чтобы она захлопнула чертову дверцу, но она продолжала стоять рядом, и я поняла, что ей хочется еще что-то сказать.

– Эй, закрой дверцу, будь добра, комаров напустишь, – не выдержала я.

Она отступила на шаг и начала было закрывать дверцу, но потом снова наклонилась вперед, встретившись со мной взглядом.

– Ты совершаешь большую ошибку. Грэмз этому не порадуется.

– Чего? Какая еще грымза?

Моника хлопнула дверцей, повернулась и пошла к дому. Я опустила пассажирское окно и окликнула ее:

– Ты только что сказала, что какая-то грымза будет недовольна? Это твоя бабка, что ли? Эй!

Она молча бросила на меня еще один взгляд через плечо, потом вошла в свой дом и закрыла за собой дверь.

Да эта девица – долбаная психопатка. Что мне может сделать ее бабка – поколотить палкой?

Всю дорогу до дома я гнала на полной скорости, так мне не терпелось дорваться до «колес». Нормальный человек, наверное, подумал бы: На кой черт так гнать? Тебя могут остановить и арестовать за хранение. И здесь я хочу напомнить, что мой парень был копом в этом округе, так что от любого встречного патрульного мне не светило ничего, кроме приветствия и вопроса «куда летишь?».

Машина едва успела остановиться, как я выдрала ключ из замка зажигания и со всех ног рванула в дом. Я чувствовала себя ребенком, бегущим вниз по лестнице в Рождество. Как ни странно, мой мозг умел раскладывать определенные эмоции и ситуации по разным коробкам так, чтобы они не пересекались! Та ситуация, в которой я обещала Элиоту, что больше не буду «колесить», была затолкана в коробку и убрана с глаз долой. А коробка, в которой содержались мои эгоистичные желания и потребности, была красиво упакована и начинала открываться.

Когда я толкла на кухонном столе таблетку, тихий голосок в голове мягко напоминал, что я совершаю ужасную ошибку, что надо поступать правильно и продолжать воздерживаться. Этот голосок был быстро заглушен оглушительным ревом моей зависимости, которая орала: скорее, мать твою, занюхивай уже!

На сей раз все будет по-другому, твердила я себе, ровняя дорожку мелкого порошка своей дебетовой картой. Вот только эти несколько «колес» – и все, потом снова завяжу. Я просто обязана их употребить, они же, блин, бесплатные! А что еще с ними делать – неужели выбросить?

На сей раз все будет по-другому, твердила я себе, ровняя дорожку мелкого порошка своей дебетовой картой. Вот только эти несколько «колес» – и все, потом снова завяжу.

– На сей раз все будет по-другому, – сказала я вслух, втягивая всю дорожку глубоко в ноздрю. – Клянусь!

Спустя тридцать секунд все мышцы лица начали расслабляться. Веки набрякли и потяжелели, и я обнаружила, что заторможенно двигаюсь к постели. Боже, как я скучала по этому ощущению! Зачем я вообще перестала это делать? Наконец-то, впервые за долгое время, снова почувствовала себя собой.

Плюхаясь на постель, я покосилась на шкаф и больше не смогла отвести взгляд от формы Элиота, висевшей на внутренней стороне дверцы. Она словно издевалась надо мной. Что ты наделала? Ты не заслуживаешь Элиота. Ты – просто жалкая наркоманка-неудачница. Ты же не думаешь, что это сойдет тебе с рук, правда?

– Да иди ты, дурацкая форма! – пробормотала я и швырнула в нее подушкой, и когда она обрушилась на пол, его именной значок звякнул о деревянную половицу. – Вот едрить твою… – сказала я себе под нос, сползая с постели, чтобы подобрать ее. Когда я наклонилась за формой, дверь спальни внезапно распахнулась и сбила меня с ног.

Я испустила вопль, от которого задрожали стекла, и тут же выставила руки перед лицом, чтобы защититься от убийцы с топором, который ворвался в комнату. И тогда услышала хорошо знакомый смех.

– Боже мой! Успокойся, это всего лишь я, – посмеиваясь, сказал Элиот.

– Какого черта ты делаешь дома? Ты мне едва инфаркт не устроил! – воскликнула я, поднимаясь с пола, чтобы обнять его. Не потому что была в каком-то особо ласковом настроении. Главная причина – я была на «приходе» и понимала, что Элиот это увидит в ту же секунду, как только посмотрит мне в лицо. Я прокололась. Это была ужасная мысль. Вот и что мне теперь, спрашивается, делать?

Я думала, он весь вечер будет на дежурстве, так что я смогу спокойно посмотреть какое-нибудь кинцо и вырубиться, и он никогда не узнает, что я опять сорвалась. У меня был надежный план… по крайней мере, мне так казалось.