Чарльз Р Кросс - Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде [litres]

Они поженились на Вайкики-Бич на закате в понедельник 24 февраля 1992 года. Церемонию проводил священник, не относящийся ни к одному вероисповеданию и найденный через свадебное бюро. Перед свадьбой Курт принял наркотики, хотя сказал Азерраду, что «был не очень-то под кайфом. Я принял совсем чуть-чуть, чтобы мне не стало плохо». Кортни надела старинное шелковое платье, когда-то принадлежавшее актрисе Фрэнсис Фармер. Курт был в голубой клетчатой пижаме, с плетеной гватемальской сумкой через плечо. Из-за худобы и причудливой одежды он больше походил на пациента, проходящего химиотерапию, чем на жениха. И все же свадьба много для него значила. Он плакал во время этой короткой церемонии.

Поскольку свадьба была организована на скорую руку, большинство из восьми гостей были членами команды группы. Курт попросил Дилана Карлсона прилететь, чтобы присутствовать на церемонии в качестве шафера, хотя отчасти это было вызвано необходимостью получить наркотик, который он привезет с собой. Дилан еще не был знаком с Кортни, и его первая встреча с ней произошла буквально за день до свадьбы. Кортни ему понравилась, а ей понравился Дилан, хотя ни один из них не мог избавиться от мысли, что другая сторона оказывает на Курта негативное влияние. «В чем-то она очень подходила ему, – вспоминал Дилан, – а в чем-то была просто ужасна». Дилан привез свою девушку, и эти двое были единственными гостями, не входящими в команду Nirvana.

Но куда важнее были те, кого не хватало: Курт (как и Кортни) не пригласил на церемонию свою семью, и отсутствие Криста и Шелли также было довольно заметно. Утром перед свадьбой Курт запретил приходить туда Шелли и еще нескольким членам команды, потому что чувствовал, что они сплетничают о Кортни. Приказ также распространялся на Криста. «Курт изменился», – повторяла Шелли. В том месяце Курт сказал Кристу: «Я не хочу видеть Шелли, потому что, когда я смотрю на нее, мне стыдно за то, что я творю». Шелли описывала это так: «Я думаю, что смотреть на меня было все равно что смотреть на свою совесть».

На следующий день, решив, что группа распалась, Шелли и Крист покинули Гавайи. «Мы думали, что все кончено», – вспоминала Шелли. Крист погрузился в печаль и чувствовал себя отверженным своим старым другом: «В тот момент Курт находился в своем собственном мире. После этого я довольно сильно от него отдалился. Так, как прежде, уже не было. Мы говорили о том, куда движется группа, но после такого она просто не могла продолжать существовать». Пройдет четыре месяца, прежде чем Nirvana снова выступит на публике, и почти два месяца, прежде чем Крист и Курт увидятся вновь.

Курт и Кортни провели медовый месяц на Гавайях, но солнечный остров не стал раем для Курта. Они вернулись в Лос-Анджелес, где ему было легче удовлетворить свои наркоманские желания. Позже Курт преуменьшил свое растущее злоупотребление как «гораздо менее бурное, чем все думают». Он сказал Азерраду, что решил продолжить прием наркотиков, потому что чувствовал: «Если бы я тогда бросил, то я все равно бы делал это снова, по крайней мере, еще следующие несколько лет. Я решил, что просто выдохнусь, ведь я все еще не испытал всех ощущений, которые может испытывать наркоман. Я был по-прежнему здоров». На этой стадии его химическая и психологическая зависимость была настолько велика, что его комментарии были попыткой свести к минимуму то, что стало изнуряющей зависимостью. Его собственное описание самого себя в дневнике было далеко не здоровым, по крайней мере, когда он представлял себе, каким его видят другие: «Меня считают истощенным, желтокожим, похожим на зомби, злым, наркоманом, торчком, безнадежным, на грани смерти, саморазрушающимся, эгоистичной свиньей, неудачником, который колется за кулисами всего за несколько секунд до выступления». Вот что, по его мнению, думают о нем люди. Его собственный разговор с самим собой был еще более мрачным, и одна строка, которая неоднократно появлялась в произведениях Курта, подводила всему итог: «Я ненавижу себя и хочу умереть». К началу 1992 года он уже решил, что именно так будет называться его следующий альбом.

Весной 1992 года он практически не был вовлечен в дела группы и отказался планировать будущие концерты. Группе предлагали баснословные суммы за тур по различным аренам в качестве хедлайнеров – Nevermind все еще был на вершине чартов, – но Курт отклонил все предложения. Кортни отказалась от наркотиков во время их январской детоксикации, но обнаружила, что снова ступает на скользкий путь. Сочетание их слабостей помогало втянуть каждого в спираль злоупотребления, а их взаимная эмоциональная зависимость сделала этот цикл практически неразрывным. «Курт и Кортни были как два персонажа пьесы, которые просто менялись ролями, – заметила Дженнифер Финч. – Когда один трезвел и ему становилось лучше, то другой тут же срывался. Но у Кортни лучше получалось контролировать себя, чем у Курта. Он был словно поезд, мчащийся под откос. Все это знали, и все хотели убраться с дороги».

В начале марта Кэролин Рю из Hole пришла к ним домой, чтобы кайфануть. Когда Рю попросила шприц, Курт ответил: «Мы их все разбили». В попытке контролировать свои пристрастия Кортни часто уничтожала все шприцы в квартире, что вынуждало Курта покупать новые вместе с ежедневной дозой наркотиков. Даже Рю, у которой была своя собственная зависимость, казалось, что зависимость Курта шла полным ходом. «Курт говорил о приеме наркотиков, как будто это было чем-то чертовски естественным, – вспоминала она. – Но это было не так». Даже в рамках наркокультуры уровень пристрастия Курта казался омерзительным.

Перспектива появления ребенка дала Курту маленький лучик надежды в том, что становилось все более мрачным существованием. Чтобы убедиться, что плод нормально развивается, они сделали несколько УЗИ и фотографий ребенка в утробе матери. Когда Курт увидел их, он был явно потрясен и заплакал от облегчения, узнав, что ребенок развивается нормально. Курт взял одну из фотографий и использовал ее в качестве центральной части картины, над которой начал работать. Когда на втором тесте ему показали ультразвуковое видео плода, он попросил копию и с одержимостью просматривал ее на своем видеомагнитофоне. «Курт все время повторял: «Посмотрите на эту маленькую фасолинку», – вспоминала Дженнифер Финч. – Так они ее и называли – Бин («Фасолинка»). Он указывал на ее ручку. Он знал каждую черточку этого черно-белого изображения». В самом начале беременности, определив пол ребенка, они выбрали имя: Фрэнсис Бин Кобейн. Ее второе имя было их прозвищем, в то время как первое имя появилось в честь Фрэнсис Макки из The Vaselines, по крайней мере, так Курт позже скажет репортерам. Фотография с УЗИ позже была воспроизведена на обложке сингла Lithium.