Чарльз Р Кросс - Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде [litres]

К марту беспокойство по поводу растущей зависимости Курта от наркотиков и ее влияния на Кортни подтолкнуло его менеджеров к попытке первого официального вмешательства. Они пригласили Боба Тимминса, специалиста по наркозависимости, который специализировался на работе с рок-звездами. Кортни вспомнила, как Тимминс испытывал такое благоговение перед Куртом, что почти не обращал на нее внимания. «Он буквально игнорировал меня и пускал слюни из-за Курта», – сказала Кортни. Тимминс предложил Курту подумать о стационарной программе химической зависимости. «Мой совет был принят к сведению, – сказал Тимминс. – Я порекомендовал именно эту программу, потому что она проводилась в медицинском центре Седарс-Синай [163] Это некоммерческая больница на 886 коек и многопрофильный академический медицинский научный центр, расположенный в Беверли-Гроув. , и мне показалось, что некоторые медицинские проблемы требовали моей экспертизы. Совет заключался не в “лечись, завязывай и ходи на собрания анонимных наркоманов”. Было много медицинских вопросов».

Сначала пребывание Курта в Седарс-Синай пошло ему на пользу, и вскоре он выглядел трезвым и здоровым. Хотя он и согласился продолжить прием метадона – препарата, который останавливает ломку, не вызывая кайфа, – он рано закончил лечение и отказался от программы реабилитации. «Курт определенно не был командным игроком, – заметил Тимминс. – Вероятно, эта часть его личности мешала процессу выздоровления».

В апреле Курт и Кортни отправились в Сиэтл, где купили дом. Однажды вечером они зашли в Orpheum Records и устроили сцену, конфисковав в магазине все бутлеги [164] Стилизованный под оригинальный саунд музыкальный микс, приписываемый автору, но ему не принадлежащий. Nirvana. Кортни справедливо утверждала, что компакт-диски были нелегальными, но продавец заявил, что его уволят, если владелец обнаружит, что компакт-диски пропали. По иронии судьбы, Курт пришел в магазин в поисках диска группы Negativland, который после судебного процесса был признан контрабандой. Клерк спросил, не могли бы они написать записку его боссу, и Кортни написала: «Я не хочу, чтобы вы зарабатывали деньги на моем муже, мне нужно, чтобы я могла кормить своих детей. С любовью, миссис Кобейн». Курт добавил: «Всем макароны и сыр». Записка была столь странной, что взволнованный сотрудник спросил Курта: «Если я потеряю работу, смогу ли я работать на вас?» На следующий день в магазин позвонил мужчина и спросил: «Тот парень с длинными волосами, который работал там вчера вечером, все еще работает?»

Пока пара была в Сиэтле, Фраденбурги устроили для них праздник, совмещающий свадебный прием и вечеринку для будущей мамы. Многие дяди и тети Курта впервые получили возможность встретиться с Кортни, но некоторые уже уехали до ее приезда: вечеринка была назначена на два часа дня, но почетные гости не появлялись вплоть до семи часов. Кортни сказала родственникам Курта, что они могут купить викторианский особняк в Грейс-Харбор. «Тогда мы сможем стать королем и королевой Абердина», – пошутила она.

Казалось, что поначалу брак смягчил как Курта, так и Кортни. Когда они были вдали от центра внимания и от наркотиков, в их отношениях было много нежных моментов. Освобожденные от своей славы, они оба превратились в испуганных потерянных детей, какими были до того, как о них узнали. Каждый вечер перед сном они вместе молились. Лежа в постели, они читали друг другу книги. Курт сказал, что любит засыпать, слушая голос Кортни, – это было уютом, которого ему не хватало большую часть его жизни.

В том же месяце Кортни вернулась в Лос-Анджелес по делам Hole. Курт остался в Сиэтле и даже провел короткую однодневную звукозаписывающую сессию с Nirvana в домашней студии Барретта Джонса. Они записали Oh, the Guilt, Curmudgeon и Return of the Rat, финальную песню, запланированную для трибьют-альбома портлендской группы Wipers. На следующий день после сессии Курт поехал на своем «Валианте» в Абердин, чтобы впервые за несколько месяцев посетить Грейс-Харбор.

Через два дня Курт вернулся в Сиэтл, чтобы забрать сестру и привезти ее в Абердин. У него был некий подтекст к этому длинному дню в дороге, шестичасовому путешествию туда и обратно, о котором он не сообщил Ким, пока машина не проехала мимо холма «Думай обо мне», что был всего в нескольких минутах от дома Венди. «Помнишь свою лучшую подругу Синди? – спросил он. – Она сказала маме, что у вас с Дженнифер роман».

«Это не роман, – ответила Ким. – Мы вместе. Я лесбиянка». Курт знал об этом или, по крайней мере, подозревал, но его мать – нет. «Мама точно сразу же взбесится», – сказал он сестре. Курт велел Ким сделать вид, что их мать ничего не знает. Курт, как и Венди, предпочитал неконфликтный стиль. Однако Ким сказала брату, что не будет делать этого.

Когда они въехали в Абердин, Курт решил, что им нужно посовещаться, прежде чем войти в дом. Он поехал в парк Сэм Бенн, где они сели на качели, и решил использовать этот момент, чтобы сделать свое шокирующее заявление. «Я знаю, что ты пробовала наркотики», – сказал он ей. «Не все», – возразила Ким. «Ну, попробуешь», – ответил ее брат. Их разговор перешел в дискуссию о том, будет ли Ким, всего через две недели после того, как ей исполнится 22 года, употреблять наркотики. «Если ты когда-нибудь прикоснешься к тяжелому наркотику, я куплю пистолет, найду тебя и убью». Было не похоже, что он шутит. «Тебе не придется беспокоиться об этом, – ответила ему Ким. – Я никогда не воткну иглу себе в руку. Я бы никогда так не поступила». Ким поняла, что в этом предупреждении он передавал сообщение о себе.

После долгого молчания, вполне естественного для брата и сестры, Курт наконец объявил: «Я чист уже около восьми месяцев». Он не уточнил, от чего именно был чист, но Ким была в курсе этих слухов, как и все остальные. Она также подозревала, что Курт лгал о том, что был чист восемь месяцев, – на самом деле всего меньше месяца, и он все еще был на ежедневной дозе метадона.

«Я мало что знаю о наркотике», – сказала Ким брату. Курт вздохнул, и как будто распахнулась дверь, и брат, которого Ким всегда любила, вошел и снова открылся ей. Он не прятался за своей выдуманной личностью, ложью или славой, когда рассказывал сестре о боли, которую испытывал, пытаясь избавиться от наркотиков. Курт описал это как нечто похожее на курение сигарет, когда каждая новая попытка бросить становится все труднее и труднее. «Чем чаще ты это делаешь, – объяснил он, – и чем больше ты бросаешь, тем труднее становится бросить в третий, и в четвертый, и в пятый, и в шестой раз. В твоей голове живет маленький монстр, который говорит: «Ты знаешь, что тебе станет лучше, и ты знаешь, что мне станет лучше». Как будто у меня в голове сидит другой человек, который говорит мне, что все будет хорошо, если я просто пойду и вколю еще немного».