Килиан Жорнет - Нет ничего невозможного

На следующий день мне нужно спешить, чтобы не опоздать на самолет до Куала-Лумпура. После нескольких дней работы в чудовищных азиатских городах я возвращаюсь — уф! — к своему обычному осеннему режиму во французской коммуне Тинь, где я пользуюсь высотой и снегом на ледниках, чтобы кататься на лыжах и тренироваться в нужном объеме, пока ближе к дому снега еще нет. Такие тренировки мы называем «стиль белки в колесе», потому что нужно двигаться по лыжным маршрутам вверх и вниз, вверх и вниз, тщательно подсчитывая часы и метры и не размыкая круг.

В один из таких дней, когда я вернулся с тренировки, давно забыв про разговор с Ули, я вдруг получил от него сообщение: «Привет, на Эйгере хорошие условия, я завтра свободен». Вау! Я отрываю глаза от телефона и быстро окидываю взглядом предметы, разбросанные по машине: кошки, один ледоруб и одна легкая страховочная система. «Ай, этого будет недостаточно. Хорошо, что Шамони недалеко и я успею взять все необходимое».

Наверное, большинству людей, с которыми мне приходилось подниматься в горы, было трудно избавиться от лишних вещей, чтобы максимально облегчить рюкзак; но у Ули такой проблемы не было. Мы упаковали тридцатиметровую веревку и экспресс-ленты, пару винтов для льда и по пол-литра воды — и стало ясно, что двадцатилитровые рюкзаки остались наполовину пустыми. Дольше всего мы решали, какую обувь и какие кошки возьмем. Когда я поднимался на Гранд-Жорас с Симоном, то надел легкие непромокаемые кроссовки. Благодаря своей гибкости они лучше всего сцеплялись с поверхностью, но стоило нацепить на них кошки, и они становились достаточно жесткими, чтобы подниматься по льду. Благодаря этому я сэкономил место и не стал брать тяжелые альпинистские ботинки. Хотя это изобретение сработало хорошо, а у меня появились данные для разработки новых прототипов обуви, на самых крутых ледяных склонах я чувствовал себя неустойчиво. Ули хотел попробовать, как сработает такая же система на Эйгере, но в итоге мы решили, что нужно надеть легкие кроссовки, а в рюкзаки положить ботинки для альпинизма — до момента, когда начнется подъем по скале. Концепцию «кроссовки плюс кошки» мы отложили на будущее.

На следующий день мы вышли из дома рано утром и побежали среди полей под укоризненными взглядами коров, которые до нашего приближения спокойно спали. Хотя Ули был знаком с этой местностью так, будто вырос здесь, на самом деле он никогда не добирался из Гриндельвальда до начала подъема на Эйгер бегом. Здесь есть поезд зубчатой железной дороги, который доезжает как раз до подножия горы. Страсть Ули отличается от моей; ее корни — в тех временах, когда он занимался сложным скалолазанием, поднимался каждый раз по более трудным поверхностям и открывал новые маршруты. Глядя на гору, он видел только скальные участки, самые крутые вертикали, а все остальное не вызывало у него интереса. Тем не менее, когда я предложил пробежаться прямо из поселка, это вызвало у него энтузиазм.

Мы комфортно поднимаемся и, адаптируясь к ритму этого дня, возвращаемся к вчерашнему диалогу. Когда он задает вопросы о тренировках и питании для бега на длинные дистанции, я рад, потому что уверенно на них отвечаю; это позволяет отвлечься от неуверенности в отношении того, что ждет меня дальше, когда после комфортного ландшафта с уклоном в шестьдесят градусов я столкнусь со сложностями вертикального подъема. Ули хочет знать, в хорошем ли темпе мы идем, и я отвечаю, что ему не стоит волноваться, что он хороший бегун, что многие профессиональные бегуны могут позавидовать его двадцать второй позиции на ОСС — родственном UTMB забеге на пятьдесят километров.

— Ты не поверишь, — отвечает он. — Я финишировал через час после победителя, Марка Пинсача, и мое время на восемнадцать процентов дольше, чем его. Я не бегун, но хотел бы тренироваться, чтобы бегать быстрее; еще мне хотелось бы поучаствовать в забегах на сто километров.

По его глазам я вижу: он представляет себе, как это сможет помочь его будущим горным проектам. Я подбадриваю его, объясняя: судя по тому, как он бежит прямо сейчас, у него не возникнет проблем с длинными дистанциями — нужно только задаться целью и как следует тренироваться.

— Знаешь что? — продолжает он. — Я не верю, что для прогресса нужно заниматься только скалолазанием и альпинизмом. Многие альпинисты занимаются только восхождениями, но помимо этого специально не тренируются. Если у них появляется свободное время, они тратят его на очередной сложный участок для лазания, и им в голову не приходит побегать, сходить в тренажерный зал или поделать анаэробные сеты. Но я знаю, что если хочу осуществить все свои проекты, то должен как следует тренироваться всеми этими разными способами; это позволит успешно подниматься по самым трудным и сложным маршрутам.

Такого, как Ули, трудно найти. Так серьезно к тренировкам относятся, может быть, профессионалы в целом, но не альпинисты. Изо дня в день, круглый год, он следует схемам, составленным тренером, который работает с олимпийскими спортсменами; за сходствами и различиями в наших с ним тренировках очень интересно наблюдать.

— Знаешь, я делю каждый сезон на периоды, — рассказываю я. — А поскольку каждый год мои цели совпадают по датам, то есть это лыжные соревнования с января по апрель и беговые с мая по сентябрь, то очень легко выстроить схему. Получается, я заранее знаю, что осенью должен набрать суммарную дистанцию, в начале зимы работать над интенсивными тренировками — и так далее, готовыми блоками.

— Я тоже тренируюсь блоками, — отвечает он, — но их время в течение года не зафиксировано; я выбираю такой блок в зависимости от того, к чему готовлюсь в данный момент. Например, если цель — поехать в Калифорнию и подняться на Эль-Капитан свободным стилем, то несколько месяцев перед этим посвящаю тренировкам на силу и спортивному скалолазанию, а неделю тренировок на длинные дистанции умещаю посреди них, чтобы не растерять мышечную массу. Если следующая цель — большая стена в Гималаях, то я концентрируюсь на блоке тренировок на выносливость, с серьезным набором высоты, но на простом ландшафте, чередуя их с тренировками на совершенствование техники.

Как бы то ни было, Ули тренируется тысячу двести часов в год — как чемпионы мира по беговым лыжам или велосипедному спорту. Если я делаю цикл «белки в колесе» на лыжных маршрутах Тиня, он отдает долг симпатичному зверьку из метафоры на северном склоне Эйгера.

Увлеченные разговором, мы незаметно добираемся до подножия горы. Дорога заняла чуть больше двух часов. Первый раз с тех пор, как мы вышли, я поднимаю глаза и позволяю себе испугаться тысячи восьмисот метров черного камня. Хотя это меньшая из трех гор, формирующих массив, она вызывает наибольший страх. Рядом высятся еще два пика, и оба они, Юнгфрау («Дева») и Мёнх («Монах»), внушают уважение. Имя горы, стоящей прямо передо мной, не обманывает: Эйгер, то есть «Людоед».