Эдуард Сагалаев - Когда журналисты были свободны

На месте катастрофы работали службы МЧС во главе с Сергеем Шойгу.

– Тебя я проведу к вертолету, – окинув нас взглядом, сказал Сергей. – А Федорову – нет. Пусть подождет в нашем автобусе.

Он был прав.

Мы шли по мягкой, едва тронутой травой земле. Под ногами хрустел мусор. Может быть, уже не мусор? Может, мелкие обломки вертолета?

Сам вертолет лежал бессмысленной глыбой. Я рефлекторно отвернулся, понимая, что сейчас увижу то, что осталось от Федорова, – и что я не хочу этого видеть.

Отвернулся лишь на секунду. Последняя возможность увидеть его – в каком бы то ни было виде.

Зрелище оказалось ужасным: голова разбита, руки и ноги в неестественном положении… Я вдруг остро ощутил: это всего лишь тело, оболочка. Его душа уже не в этом разбитом сосуде.

Святослава Николаевича похоронили у церкви Рождества Богородицы, над которой он много лет шефствовал, жертвуя деньги на ее восстановление. История церкви необычна, как и история самого Федорова, – в ней был похоронен отец генералиссимуса Суворова, а сама церковь считалась домовым храмом рода Суворовых.

Ирэн Ефимовна так и не смирилась с утратой. Поминки мы отмечали не в их, а в нашем доме в Протасово – состояние Федоровой было таким, что она просто не могла ничего организовать. На надгробном памятнике она написала ту самую легендарную фразу, какую Нино Чавчавадзе посвятила Грибоедову: «Зачем пережила тебя любовь моя?»

Она так и не поверила в то, что смерть ее мужа была несчастным случаем.

Я тоже долго сомневался, пытался искать злой умысел. За год до смерти Федорова ему начали говорить открытым текстом:

– Святослав Николаевич, идите на пенсию. Мы вас полностью обеспечим, но все руководство клиникой «Микрохирургия глаза» передайте нам.

И, поверьте, слова эти звучали отнюдь не так уважительно, как я сейчас их передаю. Кто говорил? Это вечная история – некоторые из его учеников. История Иуды потому и не забывается, что она – вечна. Прошло две тысячи лет, и пройдет еще столько же, а предательство так и останется жить.

Но все же… Нет, думаю, это был несчастный случай.

Старый, многое на своем веку повидавший вертолет, построенный в Югославии по французской лицензии, периодически требовал ремонта. А поскольку оригинальных деталей уже было не достать, местные слесари вытачивали необходимые запчасти на своих станках. Наверное, какая-то из запчастей оказалась слишком хрупкой…

В тот день, когда Федоров погиб, мы сидели с Шойгу друг напротив друга в автобусе МЧС. Он, такой же серый от горя, как и я, говорил:

– Если только это убийство, я его найду.

Я точно знаю: он искал. Очень тщательно искал.

Все-таки несчастный случай. Святослав Федоров умер так же, как и жил, – в полете.

Работа на ТВ-6 была для меня бесконечным праздником – несмотря на то что приходилось искать деньги, уворачиваться от криминала (однажды я всерьез опасался за свою жизнь – на нас наехали чеченские бандиты, спасти нас не смог ни один генерал – только дагестанские бандиты), решать многие проблемы самому.

Там была команда молодых единомышленников – мы горели эфиром.

Работа на ВГТРК стала адом. Коллектив все еще сравнивал меня с Попцовым и порой высказывал, что вот при Олеге Максимыче было лучше-с. Меня это злило: в конце концов, мы все равно все друг друга знали – телевизионный мир не так велик, чтобы, прожив в нем пару десятков лет, не перезнакомиться друг с другом. И до моего прихода на ВГТРК практически со всеми ее сотрудниками у меня были теплые приятельские отношения.

Впрочем, в этой сфере мне было проще – я уже столько раз приходил начальником в новый для меня коллектив, что знал: должен пройти год (максимум – год!), и все проблемы с притиркой темпераментов сойдут на нет.

Но приходилось очень строго следить за политической жизнью страны.

Впрочем, слово «ад» относилось скорее к первым дням моего назначения и в большей степени касалось моих отношений с тогдашним кремлевским начальством.

А на телевидении, кроме новостей, было и другое информационное пространство. И в нем-то нам многое удалось сделать и открыть.

Всем дневным эфиром занимался Александр Акопов – мне удалось переманить его с работы преподавателя Московского инженерно-строительного института еще в молодежную редакцию. И я не ошибся. Сейчас он президент Академии телевидения, крупнейший продюсер, а тогда возглавил программу «Деловая Россия» и создал еще много удивительных телепроектов.

Вместе с Акоповым работал Алексей Волин. Мой заместитель в ВГТРК Кирилл Легат был моей правой рукой, вместе с Юрием Грымовым он сделал впервые на нашем ТВ заставки в виде двигающихся картин русских художников, а Игорь Угольников открыл новый тогда для нашего телевидения «Добрый вечер» – в этом жанре сейчас с успехом работает Иван Ургант.

И это только часть проектов, которые нам удалось сделать на российском телеканале.

Светлана Сорокина, звезда ВГТРК, ведущая «Вестей», «Родина-мать», как ее называли зрители, зашла в мой кабинет сразу после эфира.

– Свет, ну что ты делаешь? – Я даже не уточнял, что именно: Света опять лепила в эфир всю правду-матку и размахивала шашкой в сторону федеральных чиновников. – У меня сегодня волосы шевелились от ужаса, ну ты что! Ты понимаешь, что я тебя обязан за такое уволить, а я не хочу этого?

Светлана посмотрела на меня в упор.

– Ну увольняйте.

– Давай посмотрим дальше. Я тебя уволю – допустим, я умею принимать непопулярные решения. Тебя больше не возьмет ни одна телекомпания (ну а как тебя возьмешь, мы все под одним начальником ходим). Неделю народ будет возмущаться. Может быть, даже устроит в защиту тебя какой-нибудь митинг. Может, серию митингов. – Света попыталась сдержать улыбку. – Но уже через неделю успокоится. А еще через три недели – забудет. Вообще забудет, понимаешь? Я ведь видел такое не раз.

Она повернулась, вышла из кабинета.

Я был прав. И мне было очень неприятно от того, что я был прав.

Нас тогда спас мудрый Александр Акопов. Они придумал для нас со Светой программу «Открытые новости». Мы устраивали телемосты с регионами – выбирали тот, где ситуация достигла отметки критической. И вот тут уже Света могла жечь напалмом. И она жгла.

Общалась с женами летчиков, которым несколько месяцев не выплачивают зарплату, – и те вышли, перекрыли летное поле. Она сочувствовала каждой своей героине – и обещала держать ситуацию на контроле до тех пор, пока зарплату людям полностью не выплатят.

Мы сделали несколько таких выпусков.

А потом я увидел себя на экране.

В кресле сидел вальяжный человек. В дорогом костюме и галстуке. С обручальным кольцом Tiffany (к тому времени у меня уже было это кольцо) – и говорил с голодающими женами летчиков. И рассуждал о том, как тяжело им жить.